Генерал Блайсделл запросил подробности о погибшем при исполнении обязанностей рядовом и узнал, что тот был убит, когда стоял на карауле возле центрального административного здания. Это наверняка работа Гаврилы.

Комм тихо пискнул, и в уголке экрана появилось изображение Карева – человека, который допрашивал лейтенанта Трумэна. Генерал дотронулся до картинки, и на экран выплыл подробный доклад в сотню тысяч слов гипертекста. Блайсделл вздохнул и плеснул себе вторую порцию виски, в кофе.

* * *

В Здании 31 стало немного тесновато. Наши друзья в Гвадалахаре были слишком уязвимы, слишком беззащитны. А кто знал, сколько еще сумасшедших убийц, вроде Гаврилы, под командой у этого чертова Блайсделла? Так что для нашего административного эксперимента внезапно понадобилось присутствие пары десятков гражданских консультантов – всех членов клуба «Ночного особого» и Двадцати. Альварес остался в Гвадалахаре, при нанофоре, а все остальные убрались оттуда в течение двадцати четырех часов.

Мне эта идея не казалась особенно удачной – в конце концов Гаврила убила здесь почти столько же людей, сколько в Гвадалахаре. Но сейчас охранники охраняли нас уже по‑настоящему, вместо одного солдатика в патрулировании теперь было трое.

Благодаря этому мы смогли ускорить процесс гуманизации. Пока что мы подключали всех Двадцатерых сразу, по защищенной телефонной линии, соединяющей Здание 31 непосредственно с клиникой в Гвадалахаре. Теперь же, когда все Двадцать оказались здесь, в Здании, можно было подключать их по очереди, по четверо за раз.

Я не так сильно жаждал снова увидеть Двадцатерых, как всех остальных – моих старых друзей, которые, как теперь я сам, не имели возможности проникать в чужое сознание. Все, кто мог подключаться, были полностью поглощены этим грандиозным проектом, в котором нам с Амелией достались роли неуклюжих помощников, неквалифицированных подсобных рабочих. Хорошо, когда рядом будут другие люди с обычными, не такими вселенскими проблемами. Люди, у которых найдется время, чтобы помочь мне разобраться с моими собственными заурядными проблемами. Например, такими: я во второй раз совершил убийство. И не важно, что эта женщина более чем заслуживала смерти и сама навлекла ее на себя. Все равно, это мой палец нажал на курок, и в моей голове запечатлелись неизгладимые воспоминания о ее последних минутах.

Мне не хотелось говорить об этом с Амелией. По крайней мере, не сейчас. А может быть, я еще долго не смогу говорить с ней об этом.

Мы с Ризой сидели ночью на лужайке и старались разглядеть на небе звезды, скрытые туманной дымкой и сиянием огней близкого города.

– Это не должно бы волновать тебя сильнее, чем смерть того мальчишки, – сказал Риза. – Если кого и следовало убить, так это ее.

– Вот черт, – я откупорил вторую бутылку пива. – Понимаешь, на подсознательном уровне абсолютно все равно, кем были те, кого ты убил, и что они натворили. У мальчишки просто вспыхнуло красное пятно на груди – и он упад мертвым. А Гаврила… Я разметал по всему коридору ее мозги и потроха, и эти ее гребаные руки…

– И ты все время об этом думаешь.

– Ничего не могу с собой поделать. – Пиво было до сих пор прохладное. – Всякий раз, когда у меня заурчит в животе или кольнет где‑то внутри, я словно наяву вижу, как эту стерву разносит в клочья моими зарядами. Как будто это происходит со мной.

– Вроде бы ты никогда раньше такого не видел!

– Я никогда раньше такого не делал. Это две большие разницы.

Было очень тихо. Слышался только легкий шорох – Риза водил пальцем по кромке винного стакана.

– Так ты что, снова собираешься это сделать?

Я чуть не спросил: «Что снова сделать?», но Риза знал меня лучше меня самого.