Из кузова ЗИЛа высыпали какие-то люди в национальных одеждах, может, эвенки, может, ненцы, может, еще кто, затараторили по-своему, споря неизвестно о чем. Может, о будущем гонораре. Наспорившись, они взялись разгружать народно-творческий инвентарь.

— Зачем было соваться?! — недовольно сказал Борис, когда Локтев вернулся в свою машину. — Засветились… Вон, смотрите! — Он ткнул пальцем в зеркало.

Настырный охранник подошел к кабине и забарабанил в дверцу.

— Ась? — Локтев поглубже надвинул кепку, опустил стекло и выставил ухо, приложив к нему ладонь. — Громче говори!

— Про-ва-ли-вай! — произнес по складам бритоголовый, зеленея от злости.

— А-а-а, так бы сразу и сказал! — Локтев отъехал на несколько шагов.

— Слагались! — раздосадованно вздохнул Борис. — Бросаем на фиг эту таратайку!

— Сиди, — коротко приказал Локтев.

Тоже мне, уличный командос. Сюда б вместо тебя двоих-троих моих ребят. Да хотя бы одного, самого завалящего… Локтев цыкнул зубом, наблюдая за удаляющимся жлобом… Да только кончились ребята…

— И панику прекрати. Ясно?! Этот обалдуй на тебя вообще ни разу не взглянул. А меня запомнил как глухого придурка в кепке. И все. Он нас друг от друга не отличит, если переоденемся.

— О! Это уже наши! — обрадовался Борис, снова кивая на зеркало. Похоже, нотации Локтева не задевали его самолюбия.

«Проглотил, значит, пилюлю… Стараешься произвести благоприятное впечатление на потенциального тестя? Ну ты даешь, парень!»

— Вижу, не слепой.

Во двор влетел эскорт из двух джипов-монстров — «тойота лэнд круизер», за ним иссиня-черный «БМВ», замыкали кавалькаду еще два огромных, как линкоры, джипа. Машины заполнили собой всю огороженную цепью площадку размером с хоккейное поле. Выскочила дюжина телохранителей, сплошь кавказцы. Ермолова Локтев не разглядел, его буквально внесли внутрь.

Борис усмехнулся.

— Десять минут до времени «Ч».

Через десять минут предупредительный чеченец ждал их около входа. Охранник был прежний, но, разумеется, Локтева без спецовки и кепки он не признал, кроме того, соблюдая субординацию, старался в их сторону не смотреть. Еще двое вежливых темноволосых людей профессионально «обшмонали» их при помощи металлоискателей и пропустили в зал.

Ермолов с абсолютно каменным, ничего не выражающим лицом наблюдал за репетицией народного ансамбля. С точки зрения Локтева, на кавказца он не слишком походил. Зато руки его ни на секунду не оставались в покое: правой кистью он мял левую, потом наоборот, сгибал и разгибал пальцы, выворачивая их чуть ли не наизнанку, как будто они были резиновыми. При этом Локтев обратил внимание, что на мизинце правой руки не хватало одной фаланги. «Не старый еще, пятидесяти нет, а суставы ни к черту, — подумал Локтев, исподволь рассматривая его самопроизвольные движения, — на юге их так не испортишь. Возможно, именно в здешних краях лес валил, прижился…»

— Это юраки, — сказал Ермолов о тех, кто был на сцене, не здороваясь и не глядя на собеседников. — Экзотика. В Москве больших денег стоит. Но вкладывать деньги никто из москвичей не хочет. А я вкладываю. — Он говорил без характерного акцента, но после каждого слова делал многозначительную паузу, как это принято у уважающих себя кавказцев, вот, пожалуй, единственная яркая национальная черта. — Все, что находится за пределами Кольцевой дороги в Москве, никого не интересует. Полстраны с голоду подыхает, а им плевать. Подумаешь, какие-то чукчи вырождаются! Подумаешь, язык родной скоро забудут! И у нас точно так же.