|
А потом он рассказал мне душераздирающую историю об одной ненормальной девице, какой-то библиотекарше, на которой он чуть не женился в Миннесоте, и как она однажды набросилась на него за завтраком и ударила его вилкой в руку. Он не представляет, что могло бы случиться с ним, если бы он уступил и женился на ней. Он думает, что могло закончиться тем, что она бы его убила. Он показал мне шрам от вилки и сказал, что его спасло то, что он встретил Дебби и что он обязан всем ее преданности и любви. Потом он снова попытался меня поцеловать, а когда я сказала, что мне не кажется, что это хорошая идея, он сказал, что я права, что он во мне очень ошибался и хочет, чтобы мы встретились за ланчем. Я не хотела, чтобы эта неловкая ситуация продолжалась, и поэтому дала свое согласие. Мы договорились пообедать в одном ресторанчике в Чайнатауне, где, уверяю тебя, никто из его или моих знакомых не мог нас увидеть вместе. Вот так все и было. Потом, летом, когда они уехали на Восточное побережье, он начал присылать мне письма.
— Продолжай. И что же он писал? — О, они были прекрасно написаны, — говорит она, улыбаясь. — Видимо, он по десять раз переписывал каждое предложение, пока не добивался того, что хотел. Наверное, такого рода письма мог бы писать по ночам своей подруге редактор поэтической рубрики университетского журнала. «Воздух чист, прохладен и свеж…» и так далее. Иногда он приводил цитаты из великих поэтов о Венере, Клеопатре и Прекрасной Елене. — «Она достойна восхищения…» — Да. Правильно. Это одна из них. Вообще-то я находила это несколько оскорбительным. Хотя, думаю, что в этом не могло быть ничего оскорбительного, потому что это «классика». Между прочим, он тем или иным путем давал мне понять, что отвечать не надо. Поэтому я и не отвечала. Ну что ты улыбаешься? На самом деле, это довольно мило. В этом что-то есть. — Я улыбаюсь, — говорю я, — потому что и сам получал письма от Шонбруннов, — от нее. — Невозможно поверить. — Ты бы поверила, если бы увидела. В этих письмах не было ни строчки поэзии. Клэр еще находится на расстоянии метров пятнадцати, но мы замолкаем при ее приближении. Почему? Кто его знает! Лучше бы мы этого не делали! Почему я не продолжал говорить ничего не значащие вещи, шутить, читать стихи, все, что угодно, но только, чтобы Клэр не вошла через заднюю дверь, застав наше конспиративное молчание. Не пошла и не увидела меня, сидящим напротив Элен в безмятежном настроении. Она тут же сделала каменное лицо и объявила о своем решении: — Я иду плавать. — А что делает Лэс? — спросила Элен. — Пошел прогуляться. — Ты точно не хочешь чаю со льдом? — спрашиваю я Клэр. — Почему бы нам всем не выпить чаю? — Нет. Пока! Короткое слово в сторону гостьи, и она ушла. С того места, где я сижу, видно, как наша машина выезжает на дорогу. Какой заговор усмотрела Клэр? Какие интриги мы плетем? — Она очень симпатичная, — говорит Элен, когда машина скрылась из вида. — А я «хороший человек», — говорю я. — Мне очень жаль, если я расстроила твою подругу тем, что заехала сюда. Я не хотела этого. — С ней все будет в порядке. Она сильный человек. — Я не хотела и тебе причинять боли. Я совсем не за этим приехала. Я молчу. — Когда-то хотела. Это правда, — говорит она. — Не ты одна виновата во всех бедах. — То, что ты делал мне больно, ты делал неосознанно, потому что был спровоцирован. А вот о себе я думаю сейчас, что мучила тебя намеренно. |
