| На скорость его мышления уповать было глупо, пришлось разъяснить до конца. — Пока я не отработаю срок, вы не имеете права заключать новый договор. Сэр Норвилл побелел. — А значит, не сможете пополнить свой источник за счет иной жертвы. Теперь посерел, сжимая кулаки. Я же степенно сложила руки и лукаво прищурилась. — И если условия заключения не устроят меня, я перехожу к следующему правообладателю с увеличением срока. — Задумчиво, с вопросительной интонацией: — И что мне стоит превысить устрашающую цифру в двадцать пять лет… Будь полог совершенно непроницаем, барон Кервас не сдержался бы и ударил. Глаза, мечущие молнии, надсадное дыхание с хрипом и краснота, залившая лицо и шею, свидетельствовали о его крайнем раздражении. Чувство самосохранения взяло верх, и я, смалодушничав, закрыла часы Норвилла. Глухой полог барона исчез, однако Томаса в рамках приличия это не особо удержало: — Дура, я предложил достойную сделку! — Его рев заставил поморщиться не только меня, но и судью. — Вот к дуре и обращайтесь. Сэр Норвилл перешел все дозволенные границы, подобное я прощать была не намерена и отключила последний полог со словами: — А я не вашего поля ягода и не понимаю всех обозначенных достоинств… Уж простите, языковой барьер. В комнате повисло громовое молчание, приправленное капелькой нерешительности и ожидания. В то время как судья прятал улыбку в руках и давился беззвучным смехом, наши защитники удивленно смотрели на сгорающего от ярости барона и спокойную меня. — Это значит — нет? — пробасил Норвилл, одергивая сюртук и манжеты рубашки. — Именно так. — Что ж, это твой выбор… И вроде бы он произнес это тихо, но прозвучало громом среди ясного неба. Многообещающе, даже слишком. Он резким движением руки отер губы и, не сходя с места, обратился к судье: — Мистер Живулони, я отказываюсь от иска о нанесенном ущербе в пользу расторжения договора о помолвке на неясной основе. — Неясной? — переспросил судья, посчитав, что он ослышался. Я вопросительно вскинула брови и посмотрела на Томаса, чье лицо приобрело наконец-то нормальный оттенок. Получается, что барон Кервас желает не предавать огласке факт его любовной связи с Марией, моего проникновения в офис и самого договора. Занимательный оборот. И что же послужило этому причиной? — Неясной, — расплылся в улыбке теперь уже бывший мой жених. — Я обвиняю мисс Ирэну Адаллиер в умышленном введении в заблуждение, трате моего времени и… внимания. — Подобное не возмещается, — заметил судья, оборвав его на полуслове. На что я любезно пояснила, что о денежном возмещении речи быть не может: — Сэру Томасу Норвиллу трудно говорить о материальных тратах, так как их, по сути, не было. Толстый щеголь пожал плечами и ехидно ответил, глядя исключительно на меня: — Не склонен преподносить незаслуженное. Несомненно, это был намек на его времяпрепровождение с мисс Хэмт. Да, после таких отработок стоит не только облагодетельствовать, но и присудить медальку. — Не склонна поощрять недостойных. Я выдержала взгляд барона, но меня уже неотвратно закручивало в водоворот отчаянья. Криба — унизительное положение, по закону ограничивающее и подчиняющее воле правообладателя, коим сейчас выступал Томас. Услышав, как барон Кервас отказывается от меня и увеличивает срок заключения до полугода, подумала, что сейчас самое время впасть в панику. Однако весь ужас ситуации я оценила, как только сэр Норвилл назвал следующего правообладателя. Таковым стал сквайр Никбет Дорос, владелец ледяного озера и омерзительно грязной репутации.                                                                     |