Кору уже совсем было хотела встать и выйти, но вдруг поняла, что Ному остался в храме не один: услышала лёгкие шаги, не похожие на шаркающую походку Наставника. Храмовый служка? Ещё шаги. Ещё один? Ах, ну да…

— Наставник, — сказал молодой голос, — ты цел? Как Львёнок тебе спину не сломал… вот горе…

— Предатель, — донёсся до Кору голос Ному, сдавленный и исполненный тихой неизбывной ненависти. — Слышал, Ику? Ты слышал, как этот грязный предатель тут Льва Львов оскорблял, а? Прайд поливал помоями, веру…

— Веру? Когда? — удивился другой голос, постарше. — Прайд? А мне показалось, что…

— Ох, Чису! — хмыкнул Наставник. — Как можно быть таким тупым! Он ведь поносил веру, Ику?

— Страшно было слушать, — прошептал Ику дрогнувшим голосом.

— Смерть богоотступнику, — сказал Ному еле слышно. — Верно?

Чису, кажется, вскрикнул или ахнул. Ику горячо зашептал:

— Пусть подумают, что это чангранские псы его убили, да, Наставник? Или — наши? Бунт, да?

— Бунт, — подтвердил Ному тихо и злорадно. — Ты, Чису, сейчас возьмёшь, — и золото звякнуло, — выйдешь через тот ход, выведешь лошадь и напрямик отправишься в Чангран. В Святой Совет. Вот, смотри, вот что передашь… стой, дописать пару строк… самому Гобну передашь, с земным поклоном. Пусть предупредит Льва Львов — на границе измена зреет.

— Нет, нет, — Кору отметила, как заметались огоньки светилен — головой Чису мотал, что ли? Или махал руками? — Нельзя же о нашем Львёнке…

— Ему будет уже всё равно, — бросил Ному. — А его развратное отродье научится, как говорить, что я, мол, его душу к балахону пришиваю. Дерзит мне, всё время дерзит… я с ним сквитаюсь… когда его обрежут, я полюбуюсь, как эта тварь будет ломаться! Львята слугам Творца на голову сели, возомнили о себе… напомним!

— Мингу? — спросил Чису.

— Правильно! — воскликнул Ику неожиданно радостно. — Будет знать, как называть меня половиной женщины! Он-то станет целой женщиной, вот будет потеха!

— Раз вы говорите… — пробормотал Чису обречённо.

— Иди-иди, — сказал Ному. — Возьми письмо. И не раздумывай мне тут, не сомневайся, а то так и будешь масла в светильни подливать всю жизнь.

— А богоотступник? — спросил Ику, и Кору почувствовала, как у него перехватывает дыхание от страха, радости и азарта одновременно. — И потом — девок и язычников, да? Этого демона, который с вами спорил? Распять на воротах, да?

— Успеем, Ику, — сказал Наставник. Он успокоился, и его голос звучал привычно повелительно. — Наш сперва должен заснуть. Посиди со мной, я скажу тебе, что делать… Ты ещё здесь, Чису?!

— Ох, да, — отозвался Чису сокрушённо.

— Иди, дурак! Возьми лошадь, в конюшне скажешь, что я тебя к деревенскому Наставнику послал, за маслом шиур. Иди!

Чису вздохнул, потоптался на месте и побрёл к коридору для служек. Он прошёл мимо Кору, чуть не задев ногой её ногу, вздыхая и чуть не всхлипывая. Ному и Ику принялись гасить светильни, с каждым погашенным огнём в храме становилось всё темнее — и в темноте Кору скользнула за Чису — след в след.

Чису вышел во двор, перешагнув руку спящего волчонка: волчонок уже не сидел, а полулежал, удобно устроившись на ступеньках. Чису нагнулся поглядеть ближе, поднял флягу, потряс, убеждаясь, что она не досуха пуста, отвернул крышку и допил пару глотков.