Сара поняла, что он решил прибегнуть к новой тактике. Его тон был несколько угрожающим.
— Потому что меня все время обманывают. Я верила Элану, а он сделал из меня посмешище. Я поверила тебе, когда ты попросил меня вести дневник, а ты подсунул туда эту фотографию.
Волосы падали Лори на лицо. Она откидывала их назад привычно кокетливым жестом.
— Этого не может быть. Ты не могла найти эту фотографию в дневнике, Леона.
— А вот нашла. Точно также, как я обнаружила этот проклятый нож в сумке с учебниками. Я так хорошо выглядела, когда отправилась к Элану для решающего разговора. А он так мирно спал, что я даже не стала будить его, а теперь все обвиняют меня в его смерти.
Сара затаила дыхание. «Замри, — говорила она себе. — Не спугни ее».
— Ты даже не пыталась разбудить его? — спросил Джастин таким тоном, словно говорил о погоде.
— Нет. Я собиралась устроить ему спектакль. Я хочу сказать, что деваться мне было некуда. Этот пропавший кухонный нож. Сара. Софи. Доктор Карпентер. Всем надо было знать, почему я взяла его. А я его не брала. Тут Элан делает из меня дуру. И знаешь, что я решила? — Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Убить себя прямо на его глазах. Пусть бы он потом раскаивался в том, как он со мной обошелся. Какой смысл жить? Ничего хорошего меня уже не ждет.
— Ты пришла к его дому и большое окно было открыто?
— Нет. Я не лазаю в окна. На террасе есть стеклянная дверь. Замок не защелкивается. Он был уже в постели. Я прошла в его комнату. Дай мне, ради Бога, сигарету.
— Конечно. — Донелли подождал, пока Леона, держа зажженную сигарету в руке, облокотилась на спинку стула, затем спросил: — Что делал Элан, когда ты вошла?
Ее губы искривились в улыбке.
— Он храпел. Можешь себе представить? И мой спектакль сорвался. А он лежит себе в кровати, свернувшись, как ребенок, обхватив руками подушку, и храпит. — Ее голос стал мягче и несколько неувереннее. — Мой папа часто храпел. Мама говорит, что это был его единственный недостаток. От его храпа мертвый мог проснуться.
«Да, — думала Сара. — Верно».
— А нож был у тебя?
— Ах, да. Я поставила свою сумку на пол возле кровати. А нож был уже у меня в руке. Я положила его сверху на сумку. Я так устала. И знаешь, о чем я подумала?
— О чем?
Голос совершенно изменился и стал похожим на голос четырехлетней Дебби.
— Я подумала о том, что не позволяла папе держать меня на коленях или целовать после того, как я вернулась из дома с курятником, и я прилегла на кровати рядом с Эланом, и он так и не знал об этом, он все храпел и храпел.
— А что случилось потом, Дебби?
«Господи, помоги», — молила Сара.
— Потом мне стало страшно, я испугалась, что он проснется, рассердится на меня и опять пожалуется декану. Поэтому я встала и на цыпочках вышла. Он так и не узнал, что я была у него.
Она радостно захихикала, как маленькая девочка, которая нашкодила, и ей это сошло с рук.
Джастин пригласил Сару поужинать с ним в ресторане «Ниэри», на Пятьдесят седьмой восточной улице.
— Я здесь частенько бываю, — сказал он ей, когда сияющий Джимми Ниэри поспешил им навстречу. Джастин представил Сару.
— Ее надо откормить, Джимми.
Когда они оба сели за столик, он спросил:
— Мне кажется, у тебя сегодня был довольно трудный день. Хочешь, я расскажу тебе про Австралию.
Сара ни за что бы не поверила, что полностью съест сандвич с бифштексом и жареную картошку. |