Изменить размер шрифта - +
Меня как будто кто-то дразнил — то и дело мне крупно везло, но это ни к чему не приводило. Взять хотя бы появление Пэм Кассиди. Откуда ни возьмись, к нам в руки попала живая свидетельница, а кончилось тем, что полиция смогла всего лишь откопать три давно висящих дела и соединить их в одно.

От Пэм мы узнали его имя. Теперь у меня была и фамилия, и даже второе имя, — все благодаря Ти-Джею и Беллами. Был и адрес, только Рей, скорее всего, съехал оттуда тогда же, когда отключили телефон.

Найти его будет не так уж трудно. Намного легче искать, когда известно, кого ищешь. Я знал про него достаточно, чтобы найти его, если бы можно было подождать до утра и если бы мне дали несколько дней на поиски.

Но это не годилось. Мне надо было найти его сейчас.

 

— Я не мог смотреть на эти деньги, — сказал он. — Мне стало не по себе. Сердцебиение, руки вспотели и все такое прочее.

— А чего вы испугались?

— Не знаю. Мне просто зелья захотелось — сил нет, вот и все. Если вы мне сейчас устроите тест на произвольные ассоциации, я каждый раз буду отвечать одно:

«Героин». А в тесте Роршаха каждая клякса покажется мне похожей на какого-нибудь торчка с иглой в вене.

— Но вы же еще держитесь, Пит.

— Какая разница? Я знаю одно: теперь как пить дать сорвусь. Вопрос только в том, когда. Красивая штука, правда?

— Океан?

Он кивнул.

— Только теперь мне редко приходится его видеть. Наверное, хорошо жить там, откуда видна вода. У меня как-то была девушка, она увлекалась астрологией, так она говорила, что моя стихия — вода. Вы верите в такие вещи?

— Я о них мало что знаю.

— Она была права, это моя стихия. Другие стихии я не очень люблю. Воздух — мне никогда не нравилось летать. Ни сгореть в огне, ни лечь в землю я никогда не хотел. А море — это же всем нам родная мать, ведь так говорят?

— Кажется, так.

— И потом здесь океан. Не река и не залив. Только вода, до самого горизонта и еще дальше, далеко-далеко. От одного ее вида я чувствую себя каким-то необыкновенно чистым.

Я похлопал его по плечу и оставил любоваться океаном. Кинен кончил говорить по телефону, я подошел к нему и спросил, сколько набралось.

— Чуть меньше половины, — сказал он. — Я забрал вперед все деньги, какие мог, и Юрий тоже. Должен вам сказать, что вряд ли мы достанем намного больше.

— Единственный человек, к которому я мог бы обратиться, сейчас в Ирландии. Остается надеяться, что это будет выглядеть как миллион, вот и все. Надо только, чтобы они ничего не заметили, когда будут прикидывать, сколько здесь.

— А что, если их пожиже развести? Ведь если в каждой пачке сотенных будет на пять бумажек меньше, пачек станет на десять процентов больше.

— Это прекрасно, только вдруг они возьмут наугад одну пачку и пересчитают?

— Тоже верно, — сказал он. — На первый взгляд кажется, что тут намного больше, чем я им тогда отдал. Там были одни сотенные, а здесь почти четверть пятидесятками. Знаете, есть один способ сделать так, чтобы их показалось больше.

— Нарезать бумаги и сделать куклу?

— Я подумал о бумажках по одному доллару. Бумага та же самая, и цвет такой же, и все остальное, только номинал другой. Скажем, берем пачку, в которой должно быть пятьдесят сотенных, всего пять косых. Оставляем десять сотенных сверху и десять снизу, а в середину кладем тридцать бумажек по доллару. Вместо пяти косых получается немного больше двух, а выглядят они как пять. Если распустить пачку веером, вы увидите только, что все они зеленые.

— Та же самая проблема.

Быстрый переход