Здесь юноша остановился у испанских друзей и на этом значительно сэкономил. По железным дорогам он путешествовал третьим классом, и полет в Барселону стал его единственной роскошью.
Непредсказуемость человеческого рода — одна из его величайших притягательных сил. Я бы ни за что не поверил, что в этом тощем юнце могут скрываться такой душевный порыв и энергия, и сказал, что отец должен гордиться им.
— Мой отец! — воскликнул он. — Да он даже не станет разговаривать со мной.
Я просил, что так привлекает его в Испании.
— О, все. Люди и то, как они живут, сама страна, старые города, церкви, бои быков. Это для меня новый мир. Он так отличается от Швейцарии.
— А ты католик? — спросил я.
— Нет.
— Может быть, señorita? — предположил я.
— Да нет, ничего подобного! — возразил он.
— Ты находишь Испанию романтической страной?
— Наоборот, она хладнокровная, деловая и реалистичная. Это-то мне и нравится.
Что ж, Испания получила истинного новообращенного. Я бы хотел поближе познакомиться с этим странным юношей, но самолет приземлился в Барселоне, и я вышел в одну из самых очаровательных Испаний. Была обычная долгая поездка из аэропорта в город, потом такси до отеля у начала Ramblas. Здесь мне дали номер с балконом над этой прелестной улицей. Я постоял, глядя вниз, на панораму, становящуюся восхитительно знакомой: широкий бульвар с платанами, скамьи, газетные киоски, чистильщики обуви, постоянно движущаяся толпа, а напротив виднелся странный фонтан, который выглядел как эталон железной лампы; молодые мужчины наполняли из него кувшины и бутыли, словно из деревенского колодца. И среди многих людей под моим окном я приметил одного, пожилого чистильщика обуви, который порылся в кармане, вытащил горсть сухарей и стоял, облепленный голубями, слетевшимися к нему отовсюду. По обеим сторонам широкого бульвара отходили узкие улочки с односторонним движением, с маленькими голосистыми трамвайчиками, трезвонившими, словно злобные маленькие джаггернауты — а такси подхватывали этот звон клаксонами, будто им предлагали возможность попасть к месту назначения в рекордное время.
Моим первым впечатлением было, что жители Барселоны ходят в два раза быстрее всех прочих испанцев. Мадрид прогуливается не спеша, даже в разгар дня — Барселона идет быстро, словно куда-то торопится.
§ 9
Было удивительно обнаружить идеально сохранившийся средневековый город, запрятанный в сердце Барселоны. Никто не говорил мне об этом. Промышленный рост Барселоны в течение прошлого века был столь значителен, что чаще подчеркивается именно ее современность. Тем не менее он есть, затаившийся прямо рядом с Ramblas, целый средневековый город с соборами, дворцами, петляющими улочками и даже вполне работающей канализацией — почти как если бы в центре Лондона до сих пор существовал город, знакомый Чосеру. Я могу объяснить эту необычайную сохранность, только исходя из предположения, что Барселона сочла невозможным убрать или разбить огромные черные камни, из которых сложен старый город. Сеть похожих на крепости трущоб в центре невозможно вообразить. Некоторые из улиц выглядят простыми расщелинами в каменном каньоне — трещинами, где с железной скобы свисает кривой фонарь, а две почтенные каменные стены, на которые никогда не светит солнце, смотрят друг на друга мрачными окнами и балконами. В старом городе есть много улиц, буквально плачущих по Жоржу Сименону. Все готово для его пера: зловещий вход в переулок, фигура, исчезающая за углом, граммофон, хрипло выводящий старинную мелодию, женщина, стоящая на фоне освещенного окна съемной квартиры, и несколько пьяниц, бражничающих в погребе.
Это не та средневековая Испания, которую я видел раньше. Она нисколько не напоминала ни Авилу, ни Сеговию, ни прочие рыцарские города Кастилии и еще меньше отношения имела к барочной Испании, где тают на солнце колокольни, увенчанные куполами, а курчавые фасады завершаются галереями ваз и святых — и все такое светло-коричневое и хрусткое, словно свежее печенье. |