– Да, – вздохнула Эмма. – Только он конь, понимаешь?

    – А тебе лучше, если бы козел?

    – Лучше всего баран, – засмеялась Эмма. – У них все как у коней, но еще и стричь можно.

    Наташа улыбнулась и ответила так, что у меня уши покраснели. Дальше заговорили о таком, что я поспешно втянулся обратно, услышал по ту сторону дверцы недовольное сопение. От злости цапнул шило, вышел, пряча шило в ладони.

    От окна в мою сторону оглянулся Босяков:

    – Ну что так долго? Онанизмом там занимаешься?

    – Глядя на тебя в дырочку, – согласился я.

    Он сказал угрожающе:

    – Поговори у меня. Я давно собирался тебе начистить рожу, больно ухлестываешь за Наташкой…

    – Успокойся, – ответил я с такой покровительственной улыбочкой, что он остановился в нерешительности. – Сегодня она пойдет с тобой трахаться, у нее как раз кончились месячные. А вот сосать она не любит. Предпочитает анал.

    Он спросил, набычившись:

    – А ты откуда знаешь?

    Я нагло ухмыльнулся:

    – Не догадываешься?

    И прошел к двери, оставив его с отвисшей челюстью. В коридоре Данилин уже исчез, а Глеб Павлович широко заулыбался вышедшей из туалета Наташе. Она остановилась потрепаться, он начал что-то рассказывать, картинно помогая дланями и вальяжно прислонившись к стене.

    Я быстро оглянулся по сторонам, не видит ли кто, быстро вошел в стену, подобрался ближе. Их вижу, как сквозь все ту же грязную воду, голоса звучат искаженно, но все слышно; я отыскал в кармане и вогнал шило в задницу. Глеб Павлович с воплем отпрянул, лапнул себя за ягодицу, огляделся дико, но я уже убрал шило и ждал, видя их, как через грязный туман.

    – Что случилось? – спросила Наташа удивленно.

    – Что-то ужалило! – вскрикнул он.

    – Пчела, наверное, – предположила она.

    – Да какая… – сказал он и прибавил крепкое слово, – пчела!.. Как будто скорпион!

    – Нет здесь скорпионов, – сказала она рассудительно, – и пчелы не видно. Она бы уже на полу трепыхалась, умирая… Они, бедненькие, не живут, если ужалят!.. Впрочем, снимай штаны, посмотрю…

    Он огляделся.

    – Не в коридоре же… Пойдем в кладовку, там и проверим друг другу задницы.

    Она посмотрела внимательно, улыбнулась.

    – Пойдем. А как тебе моя?

    Мне стало тоскливо, сразу расхотелось строить кому бы то ни было пакости. Кто здесь распространялся, что в фирме преследуют бедную овечку? Наташа еще та овечка, любого волка нагнет.

    – На вид, – сказал он, – шикарная. Люблю, когда вот так приподнята…

    – Она не только на вид, – сообщила Наташа томно, – у меня кожа нежная, как шелк. И без целлюлита, представляешь?

    – Руки чешутся подержать в ладонях эти ягодицы, – признался Глеб Павлович.

    Она кивнула.

    – Ну пойдем, подержишь. А то перерыв заканчивается.