Он метался по квартире, хотя нога еще болела и он хромал. Время от времени он пропускал глоток виски. Это в нем было новым. Раньше он редко употреблял крепкие напитки.

К четырем утра Паоло прикончил полбутылки. Он не опьянел: единственным эффектом было какое-то томление в груди, стремление что-то сделать. Он мог твердо сказать, что ему нужно сделать. Его цель существовала, и его было не остановить.

Паоло залез в бар, чтобы еще выпить, когда вошла Тори, закрывшая на ночь входную дверь в забегаловку. Она взглянула на него, и он заметил усталые тени у нее под глазами.

– Почему ты еще на ногах?

– Потому что не хочу спать, – огрызнулся он и быстро отвернулся от нее. Ее присутствие возбуждало его, что было очень приятно, и, как только он убедился в этом, он стал избегать смотреть на нее.

– Рада видеть тебя в прекрасном расположении духа, – протянула она и сбросила туфли. Это сразу сделало ее маленькой по сравнению с ним.

– Где этот чертов Дом? – прорычал он.

Тори вздрогнула.

– Не беспокойся, он вернется.

– Не сомневаюсь. Но когда?

Она задумчиво посмотрела на него.

– Да, действительно хорошее расположение духа. – И вышла в спальню, не закрывая дверь.

Паоло налил полстакана виски и отошел с ним к окну. Он стоял и вглядывался в ночь, когда вернулась Тори. Паоло повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и увидел, что она переоделась в черную шелковую пижаму, глянцево блестевшую в тех местах, где были выпуклости ее аппетитной фигурки. Он снова вернулся к столу и сделал глоток.

За его спиной Тори плеснула себе коньяку и села на диван, служивший Паоло кроватью. Она смаковала коньяк и изучающе смотрела на его широкую спину.

– Ради Бога, Паоло, сядь и отдохни.

– Не нужен мне отдых. Я должен выбраться отсюда к черту.

– Куда?

Он продолжал смотреть в окно, не отвечая, так как ответа у него не было. Она некоторое время помолчала. Когда она заговорила снова, в ее голосе слышалась печальная мягкость:

– Расскажи мне о своей жене и детях.

Он напрягся.

– Нечего об этом рассказывать.

– Уверена, что есть. И многое. Ты должен перед кем-то выговориться. Пусть это будет передо мной.

Он повернулся и посмотрел на нее. Лицо у нее было мягким, а в глазах светилась какая-то мудрость, и ему стало не по себе. И еще невозможно было отвести глаз от ее грудей, вздымающихся от дыхания.

– Одень что-нибудь еще, – проворчал он, – халат, что ли.

Она без улыбки внимательно смотрела на него.

– Раньше тебя это не волновало.

– Тогда я был слишком слаб, чтобы замечать. Одень что-нибудь.

– О'кей, – она встала и, без улыбки, стала расстегивать пуговицы.

– Не делай этого, – проскрежетал Паоло.

Ее пальцы застыли у последней пуговицы, глаза впились ему в лицо, очень большие и очень ясные.

– Ты как замороженная глыба льда. – Голос ее был низким. – Если кто-нибудь тебя не растопит, ты рискуешь заболеть.

– Но ты ведь для Руссо.

Она слегка кивнула.

– Конечно. И я люблю его. Но я ничего не отниму от него, если дам тебе то, в чем ты нуждаешься. А ты нуждаешься в этом и очень сильно.

Она сбросила куртку на ковер. Паоло смотрел на нее.

– Нет.

Она подошла к нему и прильнула упругими грудями к его груди. Он сильно оттолкнул ее. Она отлетела к столу и упала на пол.