Парень заметил это. Он крепко сжал ее руку, улыбнулся.
Она тоже улыбнулась. Он осмелел и обнял ее. Она и не подумала звать кого-нибудь. Только сердце — как оно тогда стучало!..
…Потом она заплакала. «Чего ты плачешь? — спросил он. — Чего расстраиваться?»
А что она скажет матери?
«Я попрошу маму сходить к твоим родителям, посватаюсь, вот и все», — сказал он. И она сразу успокоилась.
Ее и в самом деле пришли сватать. Лед в отношениях между двумя семьями растаял, утихли вечные раздоры из-за воды для поливки.
В городе они с мужем бывали редко. Что там делать? Сходить в кино, в театр, повеселиться на каком-нибудь празднике, погулять — на это у них никогда не было времени. Жарким, знойным летом, холодной зимой с морозами и бурями они вели на крошечном, величиной с ладонь, участке земли, доставшемся им в удел, непрерывную отчаянную борьбу за кусок хлеба. Завели кучу детей. Дочери выросли, повыходили замуж, одни сыновья умерли, другие обзавелись своими семьями, ушли к женам и совсем забыли о матери. Но до смерти мужа она не чувствовала себя одинокой. «Муж, мужчина, который всегда рядом, который наполняет дом ароматом своей сигареты, — самое ценное сокровище женщины, — думала она. — Он может заставить ее забыть даже об аллахе». Муж умер в позапрошлом году. Когда умирает муж, рушится главная опора, рушится крыша над головой. За что бы она ни бралась, с тех пор как в позапрошлом году муж внезапно заболел и умер, все валилось из рук. Да она, собственно, и не может ничего сделать. Подавленная обрушившимся на нее горем, она быстро стареет…
Уловив запах одеколона, она обернулась. Сын побрился, сменил рабочую одежду на чистый костюм и собирался уходить. Ну что ж, пусть себе идет. Он молод, он работает, и у него в кармане всегда найдется несколько курушей!
Она поднялась. И неожиданно для себя со стоном, вырвавшимся откуда-то из самой глубины, бросилась сыну на грудь.
— Ты что? — удивился Кемаль.
Но она уже отерла слезы и силилась улыбнуться…
— Скажи, что случилось? — спрашивал Кемаль. — Он чувствовал: все это неспроста, мать что-то скрывает.
— Ничего, сын мой, уже прошло.
— Что прошло?
— Я ведь сказала — ничего…
— Сдохнуть бы мне, чтобы не видеть этих слез!
У матери перехватило дыхание. Она вскрикнула:
— Замолчи! Пусть умрут враги… Замолчи!
— Ну скажи тогда, чего ты вечно плачешь?
Но она уже не плакала. Полные слез глаза и морщинистое лицо женщины улыбались.
— Глядя на тебя, сынок, я вспомнила твоего отца, вы так похожи.
Теперь улыбнулся и Кемаль. Он крепко обнял мать своими сильными руками, поцеловал. Еще мгновение — и он уже шагал по дороге в город.
Мать долго смотрела ему вслед. Сердце ее переполняла гордость за сына. Она оглянулась по сторонам: пусть позавидуют люди, какой у нее сын.
Но кругом, насколько хватало глаз, виднелись только темные кроны деревьев, узкие полоски полей и на них — женщины, неторопливо взмахивавшие мотыгами. И никому не было дела, что она мать такого сына.
Женщина тяжело вздохнула и вошла в дом.
Они встретились с Гюллю на перекрестке. Гюллю сказала: «Не обращай внимания, что нам до других!» Но Кемаль и слышать об этом не хотел, он боялся, что их увидят вместе. Они пошли по разным сторонам улицы, краем глаз наблюдая друг за другом.
В кинотеатре Кемаль, расталкивая толпу, стал пробираться к кассе. Он беспокоился за Гюллю. Она осталась ждать у входа. Там вертелась всякая шпана.
Он обернулся, нашел взглядом дверь. Гюллю стояла там — красивая, стройная. |