Вечером он выставил угощение для всей камеры — чай, кофе и сигареты с гашишем. Ибрагим играл на гитаре. Веселились вовсю, на зависть соседям.

Хамза рассказывал:

— Знаете, какой зять у меня! Его дядя всемогущ, как аллах, Музафер-бей его имя. Однажды один паша непочтительно заговорил с ним. Настоящий паша, не знаю уж какого султана, но не чета нынешним! Так вот, дядя моего зятя призвал их к ответу — их было даже несколько, — пашей, и, не дав им опомниться, принялся молотить их стулом по головам. Видели бы вы, как эти господа улепетывали от него! Такой человек! А его поля, дома, особняки… Богач. Ибрагим-ага видел моего зятя. Скажи, Ибрагим-ага, каков он тебе показался?

Ибрагим-ага подтвердил, что зять у Хамзы — молодцом.

В этот вечер вся камера глядела Хамзе в рот и особенно охотно поддакивала ему.

Хамза размечтался: он сидит за рулем сверкающего лаком автомобиля Музафер-бея. На голове у него медная кепка, рукава рубашки засучены до локтей; он мчится с ветерком. Он едет в Стамбул, в Стамбул, знакомый ему пока по открыткам и фильмам…

А Гюллю говорит:

«Хамза, брат мой, имение не мое, а твое! Ты мой единственный брат. Кроме тебя, у меня никого нет на свете! И здесь — все твое!»

Ибрагим смотрел на Хамзу. Красивый парень, а сестра, наверно, еще краше! Ибрагим старался представить себе сестру Хамзы. Лицо Хамзы расплывалось, таяло, и вот на месте Хамзы перед Ибрагимом сидела его красавица сестра.

Ибрагим лег на нары лицом вниз.

— Гашиш разобрал Ибрагима! — сказал Хамза. — Ничего, крепкий гашиш.

Он встал, накрыл Ибрагима одеялом и продолжал рассказывать…

XVIII

Гюллю ничего не оставалось, как согласиться.

— Ладно, — сказала она, — но будь я проклята, если действительно стану женой этого клоуна.

— Никаких доченек! — кричала она Решиду, когда тот сунулся с ласковыми уговорами. — Вы убили Кемаля — любимого, храброго, отважного человека. Но я вам еще покажу!

Для Решида главное было сдать девушку из рук в руки Ясину-ага. Они отдают девушку — им вручают деньги. Остальное их не касается. Об остальном пусть заботится Залоглу!

Девчонка должна поехать в имение — она поедет.

Гюллю ненавидела этот дом и рада была уехать отсюда куда угодно! С нее хватит. Она не могла видеть этих стен, ей опостылело жужжание трех жен Джемшира и четвертой — Решидовой. Она уедет в имение этого бея, только бы избавиться от них, только бы не дышать одним воздухом с ними, убийцами ее Кемаля. Но пусть этот клоун Залоглу не надеется, что она будет его женой, не дождется!

Кемаль, ее Кемаль! Он хотел спасти ее — и погиб сам. Он не побоялся выйти против ее мучителей, один против всех…

Кемаль снился ей ночами и не оставлял днем. Она жила теперь воспоминаниями о Кемале и не могла стать женой другого. И не станет.

И все-таки она должна уехать отсюда. Уехать, чтобы не видеть ненавистных лиц, чтобы спастись от кошмара, в который превратилась ее жизнь дома.

День стоял пасмурный, тоскливый. Серые тучи висели над самыми крышами.

По узеньким улочкам полуразвалившегося квартала с надрывным урчанием пробиралось обшарпанное такси. За ним и впереди него неслась босоногая, бесштанная орава ребятишек. Они с криками носились вокруг автомобиля, не сводили с него слезившихся трахомных глаз, отталкивали в сторону счастливцев, ухватившихся за чудо и не желавших теперь отпускать его.