— Очень приятно! — сказал снова Порфирий Петрович и при этом крякнул и искоса посмотрел на ломберный стол, что означало, что не мешало бы, дескать, теперь отдохнуть за вистиком.

Но возвращаюсь к прерванному рассказу.

Едва успел выпить Вологжанин поданную ему рюмку водки и проканканировать в последний раз, как в дверях комнаты показался Махоркин. Павел Семеныч остановился, скрестил руки на груди и, не снимая с головы фуражки, обвел грустным взглядом комнату.

— С кем я имею честь говорить? — спросил Вологжанин, несколько струсив и притворяясь, что не знает Махоркина.

В это же самое время он мысленно восклицал:

«Где же этот скотина Мишка! хоть бы он тут на всякий случай стоял!»

— Махоркин, — отвечал капитан, грустно покручивая усы.

— Очень рад-с… сделайте одолжение… не прикажете ли водки? эй, Мишка!

Махоркин, однако ж, молчал. Он все продолжал осматривать комнату; потом, не говоря ни слова, отправился в другую, которую тоже осмотрел, потом в третью и, наконец, в четвертую, где была спальня Вологжанина. В каждой комнате он на несколько времени останавливался, как будто соображая что-то, и наконец воротился тем же путем в первую комнату и сел на стул.

— Я люблю ее! — сказал он после нескольких минут размышления.

— Про кого вы изволите говорить? — спросил Вологжанин.

— И никому овладеть ее сердцем не позволю! — отвечал капитан.

— Мишка! подай водки!

— Благодарю! стакан квасу — и ничего больше! — возразил капитан.

Последовало несколько минут молчания.

— И она меня любит! скрывает, но любит… это верно! — продолжал капитан.

— Какая сегодня прекрасная погода! — прервал Иван Павлыч, — представьте, я был у генерала и…

Но тут Вологжанин заикнулся, потому что никак не мог вдруг изобрести, кого встретил или что делал у генерала.

«Проклятый язык! — подумал он с досадою, — вот, как не нужно, всякую дичь порет, а где нужно, тут его и нет!»

— И если вы задумали отнять у меня мое сокровище, — сказал Махоркин, — то я — лев!

Он встал и, скрестивши на груди руки, начал ходить по комнате. Потом стал к притолоке, вынул из кармана карандаш и заметил им рост свой; исполнивши это, взял за плечи Вологжанина и подвел его под мерку: не оказывалось восьми вершков. Результат этот, казалось, удовлетворил его, потому что он одну руку заложил за спину, а другою молча, но презрительно помахал пред самым носом Вологжанина, как бы желая сказать ему: «Ну, куда ж ты, жалкий человек, лезешь!»

Иван Павлыч ужасно покраснел и тогда же дал в душе своей обет, если испытание кончится благополучно, испороть Мишку беспримерным в истории образом за то, что смел пустить Махоркина в квартиру.

— Вы, конечно, сегодня гуляли, капитан? — спросил он, стараясь улыбнуться.

— Нет еще, — отвечал Махоркин, — но повторяю, что если будет продолжение замыслов, то я сотру того человека в табак и вынюхаю!.. дда, вынюхаю!

«Господи! да что ж это такое будет? Мишка, где же ты, ракальон ты этакой?» — вопиял мысленно Вологжанин.

— Да, и вынюхаю! и никто не узнает!

С этим словом Махоркин подошел к Ивану Павлычу, расстегнул сюртук свой и обнажил грудь, на которой рос дремучий бор волос.

— Ты это видишь? — сказал он, — это сила! это Самсон! Следственно, ты предуведомлен!

Павел Семеныч повернулся и медленными шагами вышел из комнаты.

— Уф! — крикнул во всю мочь Вологжанин, как только получил возможность овладеть своими чувствами.