Живоедова. Так-то так, Прохорыч, только вот что худо, что об душе-то он об своей на старости лет попечись не хочет; хоть бы нас, своих старых слуг, обеспечил, все бы греховная-то ноша полегче была. А то вот предстанет пред царя небесного, а он, батюшка, и спросит его: «На кого, мол, оставил ты Анну Петровну?» — а какой он ответ тогда даст? Вот что горько-то, Финагеюшка.

Баев. Справедливо, сударыня, справедливо.

Живоедова. А то вот все говорит: «Поживу еще», — да нелегкая понесла, об каком-то чине теперь хлопоты затеял — сколько тут еще денег посадит!.. Словно в гробу-то не все одно лежать, что потомственным гражданином, что надворным… только грех один!

Баев. И, матушка! поменьше-то еще лучше — вот я как скажу! Потому что там маленького-то на первое место посадят!

Живоедова. Ну, и детки тоже тащат: один Гаврюшенька чего стоит! В ту пору пожелал в гусары: насилу отчитали — хочу да хочу! А об Николае Павлыче и говорить нече — этот старика как есть доймя доит!

Слышен стук подъехавшего экипажа Ну, кажется, наши коршуны слетаться начинают!

Баев. Мне, видно, уйти, сударыня.

Живоедова. Ступай, Финагеюшка, да поговори же ты с ним, голубчик: так, знаешь, будто от себя, с простого ума.

Баев уходит.

Живоедова и Понжперховский.

Понжперховский видный мужчина, в военном сюртуке; усы нафабрены и тщательно завиты, волосы на голове приглажены; очень вертляв и вообще занят собой; говорит с сильным акцентом.

Живоедова. Ах, это вы, Станислав Фаддеич, а я думала, что из наследников кто-нибудь.

Понжперховский (подходя к ее руке). А сердце разве уж не подсказывает вам… ничего не подсказывает?

Живоедова. Какое уж тут будет сердце, Станислав Фаддеич, когда три ночи сряду не спала. (Кричит.) Мавра! подай-ко закуску!

Понжперховский. Что ж, разве очень уж плох?

Живоедова. Плох-то, плох, да что в этом толку! Ничего, говорит, еще поживу, Аннушка… вот поди ты с ним… Хошь бы уж помер, что ли, прости господи, все бы один конец!

Понжперховский. Нет, это уж боже упаси, Анна Петровна! Не сделавши распоряженья, ему умирать нельзя… (Подумав немного.) А на вашем бы месте я, знаете ли, что бы сделал?

Живоедова. Ну?

Понжперховский. Скажите, пожалуйста, капиталы у него как больше: наличными или в билетах?

Живоедова. Есть и наличными, а больше в билетах.

Понжперховский. Ну, а билеты как-с? именные или на неизвестного?

Живоедова. Неизвестные, кажется, больше… Да чтой-то, мне словно страшно, Станислав Фаддеич…

Понжперховский. Бесподобно-с. Так на вашем бы месте я, знаете ли, что бы сделал? Я бы, как начнет старик-то умирать, все бы эти безымянки к одному месту-с… Вот как надо действовать, моя милейшая Анна Петровна!.. а там, знаете (ласкаясь к ней), уехали бы ко мне в Понжперховку, я бы в отставку вышел, пошли бы у нас деточки… славно бы зажили!

Живоедова (задумчиво). Хорошо-то, уж как бы хорошо! Только как же ты его тут разберешь, умирает ли он или не умирает — вот он уж третий год словно все умирает… А второе дело, куда ж я билеты-то спрячу? ведь наследники-то поди по смерти обыскивать будут?

Понжперховский. Неужто вы на меня не надеетесь, Анна Петровна?.. матушка!

Живоедова. Да, надейся на вас! Только тебя и видели, покуда деньги в карман положить не успел! Кабы не моя к вам любовь, давно бы мне эти глупости-то оставить надо… (Махнув рукой.) Так, заел ты мой век!

Понжперховский. Так согласны-с?

Живоедова (в раздумье). Рада бы я радостью, да бросишь ты меня в ту пору — вот чего я боюсь! Ни Понжперховки, ни тебя тогда не увидишь!

Входит Мавра с подносом, на котором поставлена водка и закуска. Лучше вот выпей да закуси!

Понжперховский.