Понжперховский. А вы подумайте, любезнейшая Анна Петровна!.. лучше же с предметом своим поделиться, нежели как если этому сиволапу Прокофью все достанется! (Наливая рюмку.) За ваше здоровье-с!

Живоедова. Да ты бы грибочков закусил: я сама отваривала — прислать, что ли?

Понжперховский. А это не худо-с… вот вы бы мне, ангел мой, тех рыжичков сообщили, которые за тремя замками заперты… дда-с!

Живоедова (вздыхая). Ох, уж и то не мало ты у меня их перетаскал, ненасытная ты душа… И куда только ты их тратишь — чай, все на любовниц?.. Как подумаю только об этом, так даже сама чувствую, как душа вся дрожит… изверг ты!

Понжперховский. Полноте, ангел мой, напрасно только сердце свое тревожите. Насчет верности, доложу вам, я золотой человек… В карты перекинуть — это так; ну, и удобства разные: чтоб вино у меня или сигары — все чтоб было в своем виде… Признаюсь, на этот счет я точно что слабый человек! (Обращаясь к зрителям.) Люблю пожуировать! Деньги — это, я вам доложу, для меня презренный металл, которого чем больше, тем лучше, — вот моя философия!.. Можно, я полагаю, и повторить, ангел мой Анна Петровна?

Живоедова. Кушай, батюшка… Только ты лучше водки больше пей: от этого человек тучен бывает, а от тучности и красоты в человеке прибавляется. Да ты бы хоть ветчинки, что ли, отведал? Сама и солила и коптила — все сама! прислать, что ли, окорочек?

Понжперховский. Пришлите, ангел мой Анна Петровна, пришлите… А я к вам, моя бесценная, с просьбицей… так, с самой маленькой…

Живоедова. Все, чай, за деньгами?

Понжперховский. Угадали, красавица моя, угадали. И кто это вам подсказывает? верно, это самое сердце, в котором пламень любви обитает?.. Нужно, Анна Петровна, нужно-с. Зато как любить буду! просто огонь!

Живоедова. Да давно ли ты у меня одолжался! Что, я разве кую деньги-то? Ведь они мне трудом достаются, пойми ты это!

Понжперховский. Нужно, Анна Петровна, нужно-с… Сегодня вот кучер: сена, говорит, купить надо…

Живоедова. Много ли на сено надо! Нет, ты не на сено, а на любовниц транжиришь — вот что! Кабы не ты, не боялась бы я теперь ничего, была бы при своем капитале: вот ты на какую линию меня поставил!

Слышен стук экипажа. Ну, уж это, верно, наследники!

Понжперховский. Так как же деньги-то?

Живоедова. Да уж что с тобой станешь делать приходи ужо!

Те же, Лобастов и Доброзраков.

Лобастов — небольшой человек, очень плотный и склонный к параличу; лицо красное, точно с морозу, пьет и закусывает наскоро, но прежде нежели положить кусок в рот, дует на него. Он еще очень бодр и жив в своих движениях, редко стоит на месте и, даже разговаривая, больше ходит. В поношенном фраке. Доброзраков тот самый франт, о котором подробно объясняется в «Губернских очерках», зри «Прошлые времена, рассказ первый».

Он роста большого и несколько при этом сутуловат; смотрит добродушно и даже наивно, но на житейские дела имеет взгляд исключительно практический и при подании медицинской помощи прибегает преимущественно к кровопусканию, вследствие чего пользуется большим доверием со стороны крутогорских граждан.

Лобастов (становясь в дверях). Пану полковнику здравия желаем! Чи добрже маешь, пане?

Понжперховский. А вот-с приехали почтеннейшего Ивана Прокофьича проведать… Как вы, генерал?

Лобастов. Да что — плохо! того и гляди, Кондратий Сидорыч хватит: потудова только и жив, покудова Иван Петрович тарелки две красной жидкости выпустит.

Доброзраков (прямо подходя к водке). А вот, ваше превосходительство, испытаем предварительно целебные свойства этой жидкости. (Подносит ему рюмку.)

Лобастов (пьет). Да, любезный друг, в старину эта жидкость на меня именно целебное действие оказывала.