— Окажись лошадь возле знакомого дома да привычной конюшни, она вернулась бы туда, и все бы поняли, что случилось неладное, — сказал возбужденный мальчик, с гордостью завладев уздечкой. — Но она оказалась в незнакомом месте и потому стала бродить где придется.

Все, наверное, именно так и было, и мальчик горел нетерпением с новым рвением взяться за поиски. Но то, что ждало ищущих впереди, могло оказаться неподходящим зрелищем для ребенка. Кадфаэль поглядел на Эдмунда, шедшего с ним рядом в цепочке. В глазах брата, словно в зеркале, читалось отражение той же мысли. В самом деле, допустим, лошадь внезапно разлучило со всадником какое-то прискорбное происшествие. Раз лошадь одна, значит, скорее всего Юон де Домвиль стал жертвой несчастного случая по дороге домой. И еще получается, что он пролежал всю ночь под открытым небом. А из этого следует, что он в плохом состоянии. Стойкий, решительный человек, он не стал бы беспомощным и неподвижным из-за какой-нибудь пустяковой ранки.

— Испуганная лошадь мчится вперед, а не назад — разве не так? — продолжал говорливый пострел. — Стало быть, идем дальше?

— Тебе, — заявил Кадфаэль, — достается честь отвести животное назад в дом епископа и поведать им, где ты его нашел. Затем возвращайся на занятия. Если сумеешь интересно рассказать о своем приключении, может, тебе и удастся избежать наказания за прогул.

Мальчик сначала пришел в смятение, а потом взбунтовался и принялся спорить.

— Оп! — бодро приказал Кадфаэль, прервав поток его возражений. — Разрешаю тебе ехать на ней. Ставь ногу сюда… вот так! — Он согнул ладонь чашечкой и подсадил мальчика в седло, прежде чем тот успел решить, чувствовать ему себя обиженным или польщенным. Но тут он ощутил под собой прекрасное животное — уловка сработала безотказно. Лицо мальчугана озарилось самодовольной улыбкой. Он с важностью подобрал поводья и, оставив в покое шпоры, до которых ему было не дотянуться, вонзил пятки в атласные бока лошади. Затем зачмокал, понукая ее, так небрежно, как будто ездил на подобных красавицах каждый день.

Остальные довольно долго следили за мальчиком. Убедившись, что он способен управлять лошадью и намерен сделать все, как ему велено, они повернулись и двинулись дальше. Прогалина кончилась, и деревья подступили к тропе. То тут, то там, в местах, где трава была редкой, а почва мягкой, им попадался отпечаток копыта. Так они прошли, наверное, еще с четверть мили. Вдруг шедший впереди брат Эдмунд резко остановился:

— Вот он.

Тучное, могучее тело лежало на спине. Руки барона были раскинуты, голова привалилась к стволу огромного дуба. Деревья здесь росли густо, и поэтому сочные краски одежды Домвиля тонули в глубокой тени. На зеленоватом сумрачном фоне вырисовывалось обращенное к небу лицо — все в кровоподтеках, с покрасневшими глазами навыкате. Грубая мускулистость этого лица исчезла, словно оплавилась, как воск свечи. Хорошо, что ребенка отослали назад, а то этот наивный малец, геройски бежавший впереди всех, успел бы наткнуться на тело.

Кадфаэль отстранил Эдмунда и, выйдя вперед, встал на колени рядом с бесчувственным телом. Спустя мгновение Эдмунд последовал примеру травника и опустился на землю с другой стороны. Облегчать предсмертные страдания стариков было для него делом привычным. Но те уходили из жизни так кротко, как только возможно: в утешение им были ниспосланы трогательная забота и круг любящих друзей у одра. Вид же здорового тела, в котором внезапно иссякла бившая ключом жизнь, потряс и устрашил монаха. Двое послушников и брат мирянин, шедшие следом, приблизились и молча остановились возле тела барона.