— В кустах, в трех десятках метров от того места, где была баржа Флора Олсуфьича…
— Точно, — кивнул стрелец, который ходил за телом. — Там и лежал. Я нарочно посмотрел — кругом следы, но тело никто не таскал. Было бы видно. Там и лежал, точно говорю. Это он не врет.
— Но баржа пропала, — напомнил Чирица. — Уплыла в неизвестном направлении. Устремилась, так сказать, как лань к потокам вод…
«Опять Писание цитирует, — подумал Вадим, — и опять, кажется, неточно…»
Он вспомнил, как Харузин разбирал книгу про зверей — «Шизиолог». Там про лань рассказывается весьма странная вещь. Будто бы всякая уважающая себя лань питается змеями. Проглатывает змею вместе с ее ядом и тотчас бежит стремглав к источнику вод. Потому что если змею не запить, то можно этим ее ядом потравиться к чертовой матери. Вот такой странный нрав у лани.
Дикое средневековье, ничего не скажешь.
Слово «лань» застряло в голове у Вадима. Поистине, сегодня просто какой-то день озарений! После «Физиолога» на ум пришел Френсис Дрэйк, пират Елизаветы Английской. Этот Дрэйк еще совсем молодой и незнаменитый малый, хе-хе, и ему можно пожать руку в каком-нибудь пабе. И даже сыграть с ним в «дартс». Корабль Дрэйка назывался «Золотая лань». А потом еще как-то. И еще как-то. Переименовывался раз десять.
И почему?
Потому что после каждого серьезного боя от этого корабля оставалась только подводная часть. Все палубные надстройки сносило. После восстановления силуэт корабля менялся. Соответственно менялось и название…
Силуэт другой. Название другое.
Поменять силуэт баржи и намалевать другое имя — ничего нет проще.
— Эврика! — завопил Вадим, пугая лошадь и стрельцов.
— Что? — подскочил Чирица.
Вадим показал пальцем на купца и сказал:
— Вы его задержите, ваше высокоблагородие, до окончания следствия. А то как бы не сбежал.
— Что ты сейчас произнес? — нахмурился Чирица. Свой вопрос он обратил не столько к Вадиму, сколько «вообще» — в пространство. По принципу: «Отзовитесь, люди!». — Я почти ничего не понял.
Лицо государева человека сморщивалось то в одну, то в другую гримасу, но все они были страдальческими.
— Пусть стрельцы господина Гаврильчикова под стражей держат, — сказал Вадим. — Если я ошибся, обвинив его, — отрубишь мне руку. Да пусть он сам, Гаврильчиков, и отрубит — надеюсь, это доставит ему удовольствие.
— Еще какое! — заскрипел зубами Гаврильчиков. — Я бы тебе за клеветы язык отрезал!
— Вот и хорошо, — дерзко улыбнулся Вадим.
Все, теперь он чувствует себя вполне хорошо и уверенно. Нет, никакой ошибки нет и быть не может.
Никуда баржа Флора не уплывала. Убив несчастного сторожа, Жилу Аникеева, почтенный (и очень хитроумный) жадина купец Гаврильчиков просто немного переделал палубные надстройки и, закрасив прежнюю надпись, «Скобкариха», поставил другую — «Лубок». И товар — там.
«До чего же ловок! — кипятился Вадим, пока они шли к берегу, чтобы осмотреть баржу. — До чего хитер! Даже придумал пожертвовать штукой сукна, чтобы подставить Олсуфьича вернее!»
Купец шествовал между двумя стрельцами, высоко подняв голову. Когда Вадим на мгновение задержался рядом с ним, он вдруг прошипел — так, что только Вадим и слышал:
— Дурак! Я буду все отрицать! Как ты докажешь, что это моя работа?
Вадим похолодел. У этого человека хватило бы решимости отпираться до последнего. |