Зверь посеменил на месте и чуть прижался к земле, как часто молодняк зазывает к себе в игру.

– Ален, будь готов бежать, – произнес я, надеясь, что мальчик слышит.

Алену ружье было нужнее. Зверь смотрел мне в глаза, и я отвечал тем же. Ни черта я не смогу сделать, и тварь знает это.

– Бери, – я медленно передал Алену ружье.

Мы оба стояли один на один со Зверем, затаив дыхание. Ален медленно отступал в сторону, его зубы стучали то ли от холода, то ли от пронизывающего насквозь ужаса. Зверь уставил на меня свой взгляд, полный непробудной и глубокой тьмы. Я сглотнул, не понимая, что за дрожь охватывает тело, почему к горлу подступает ком. Это немыслимое и необъяснимое чувство колотилось, ревело внутри моего сердца, металось и рвалось наружу. Чем дольше я смотрел в глаза Зверя, тем нестерпимее становилась эта лихорадка.

И в тот момент, когда я стоял напротив чудовища один на один, под его взглядом, холод пробил меня насквозь. Хотелось кричать, но не было ни сил, ни голоса. Оцепенение, и больше ничего.

«Это все из-за тебя», – подумал я, почему-то уверенный, что тварь все понимает. Моя догадка была сродни помешательству, но Зверь резко выдохнул воздух, подняв облако пара из пасти. Сомнений не оставалось, он понимает меня. Прояснение давалось до того болезненно, что голова пошла кругом, меня вело от удушья и подступающей тошноты.

Чем дольше я смотрел на Зверя, тем невыносимее мне становилось. Я видел следы от дробей и силков, на двух лапах загрубевшие шрамы от укусов капканов. Он не был порождением Ада, но Ад обрушился на него, и то была моя вина. Я осквернил законы природы, я не дал ему защиты. Но не это было самым страшным открытием. Кошмары, что мучили меня в стенах родного дома, отступили, и я был так рад долгожданному облегчению, что и не задумывался о причинах душевного исцеления.

«Ты забрал мои кошмары», – подумал я, ощущая, как горячая влага подступает к глазам, и Зверь ответил. Мне не описать этого тихого глубокого звука, который издал он. Глубокое утробное урчание не оставило ни сомнения – Зверь понимает меня и всегда понимал.

В момент все перестало. Меня всего обдал мертвенный холод, и я не слышал ничего. Просто в какой-то момент шум растерзал мои уши пронзительным писком, а на щеках и ноздрях горело что-то, как обычно оседает вспышка пороха после выстрела.

Не помню, чтобы я обернулся. Почему-то помню нас троих со стороны: я, Ален, чертов охотник, который участвовал в облаве, который знал, что Зверь где-то здесь. Ален ли подал знак или это все роковая случайность, я не знал. Рассудок оставлял меня.

Сам я стоял в оцепенении перед телом поваленного Зверя. Между нами было не больше десяти футов. Мой Зверь вновь лежал бездыханно предо мной, и я вновь был скован ужасом. Почему так разительно жгло мне глаза это красное на белом? Если бы снег сошел, не было бы так жутко видеть вышибленные из уродливой богомерзкой морды мозги и кровь, если бы они впитались в черную землю, и без того уже проклятую и покинутую Господом. И без того кривая и безобразная голова лежала ничком на земле, блестя своими открытыми внутренностями, напоминая разломанный плод граната.

Хриплый вздох. Нет, мне не почудилось. Зверь шевельнулся, дрогнул всей мордой, вернее, уцелевшей ее частью. Отхаркнувшись, монстр стал подниматься на ноги. Я не верил своим глазам. Между нами было около двух шагов, и я явственно видел, что выстрел снес как минимум треть головы, если не больше. Тем не менее чудовище поднялось на ноги и смотрело на меня залитыми кровью глазами. В шерсти оставались обломки черепа и мозгов, но Зверь отряхнулся от них, как отряхивался от прочего мусора. Схаркнув наземь, он медленно повернулся ко мне боком и пошел прочь, обернувшись пару раз.

Я так и стоял, не в состоянии поверить увиденному, и даже кровавое месиво, оставшееся на снегу, не добавляло моей вере никакой силы.