– Рискнем, – повторил Жан свои же слова, брошенные еще в хижине, и закатал свой рукав. – Повели ему не жрать мяса. Я дам ему свою руку.

Я уставился на Шастеля, широко вытаращив глаза. Чем дольше я смотрел на него, тем отчетливей было понятно, что он не шутит. Мой взгляд метался между Зверем и разноглазым охотником. Сглотнув, я обхватил себя попрек тела и прикрыл рот рукой.

– Допустим… – протянул я. – Но ведь при таком раскладе я ничем не рискую.

– Я с одной рукой за себя постою, а вот за тебя… – Шастель окатил меня снисходительным насмешливым взглядом.

– Ясно, – усмехнулся я.

Тогда мне казалось, что я еще решаюсь, что у меня еще есть выбор, что хоть какая-то частичка моей души не жаждет рискнуть, не жаждет подчинить Зверя. Как обычно, Жан не спрашивал, готов ли я, более того, я даже своего согласия никаким образом не выразил, когда Шастель пошел отпирать Зверя. Мое ружье было наготове. Мой мозг затмили мысли о предстоящем действе. Меня не волновало ничего, ни то, что Зверь почти наверняка сбежит, что и я, и Жан почти наверняка не справимся, подставившись так сильно под свирепые когти и клыки Зверя. Я уже так сильно желал развязки, что принял бы любой финал, лишь бы он поскорее настиг нас троих.

Омерзительный лязг старого замка пронзительно заревел, идя неохотно и туго. Зверь поднялся на ноги и встряхнулся. Слишком поздно я задумался о том, как же Шастель вообще загнал Зверя вновь в клетку? Тут же ответом пришло все, что я видел в Алжире, и теперь в моем разуме не было ничего невозможного, что касается Шастеля и его власти над дикими хищниками.

Еще бы мгновение, и я бы вскрикнул, прося Жана не открывать монстра и вообще бросить наше дерзновение против проклятых сил темных богов. К счастью ли? – но я опоздал, и Шастель открыл дверь. Истомленная неволей, тварь, как и ожидалось, бросилась на Жана, который только этого и ждал, подставив омерзительной пасти правую руку. Меня сковало оцепенение, и все стихло. Я не слышал ни рыка, ни крика, никаких звуков борьбы. Медленное эхо осторожно подступалось к моим ушам, как будто нахожусь глубоко под водой, но медленно всплываю к поверхности, чтобы наполнить грудь первым вздохом, который переломит ход.

– Брось, – мои губы едва шевелились.

Если кто видел наш уговор со стороны, то точно решил бы, что я просто хочу клыками Зверя разорвать Жана за то злоключение много лет назад. Но нет. Все мое нутро твердило, что крик не будет услышан, в отличие от тихого шепота. Тот, кому я повелевал, услышит именно тихое, но твердое повеление. Наверное, сон продолжался, не знаю. У меня нет иного объяснения тому, что борьба стихла. Зверь разжал зубы, поднимая на меня взгляд. Мы глядели друг на друга впервые с того дня, как я выстрелил, у дома Дюамель. Теперь Зверь глядел иначе, наклонив свою уродливую голову, которая со временем не выправлялась, а кривилась больше.

– Место, – тем же тихим шепотом приказал я, мельком глянув на тайник Жана, и Зверь повиновался.

* * *

Рука Жана чудом уцелела. Так думал я, склонившись над его разодранным до мяса предплечьем и закрывая рану тем, что сыскалось в охотничьей хибаре Шастеля. Сам Жан, побледневший от потери крови, переживал из-за руки намного меньше, чем следовало. Когда я накладывал очередной стежок, Шастель очень некстати дернулся, разразившись хриплым смехом.

– Уймись, пока не закончу, – просил я.

Взгляда я не поднимал, но догадываюсь, что Жан был по меньшей мере удивлен моим тоном. Наконец, я сделал все, что мог, и протер рану настойкой с едким острым запахом. Шастель поднял руку, которая, по моему скромному заключению, вообще шевелиться не очень-то и должна была.