Раздался очередной удар грома, сопровождаемый тарахтением колец, когда Эмили задвигала портьеры на веренице окон.

– Если вы имеете в виду толстого джентльмена, сэр, – произнесла горничная – девица из Йоркшира, которую не слишком тревожили происходящие события, – то он пьет чай с мистером Бенсоном в его буфетной. Полицейский инспектор тоже там. Они сравнивают альбомы вырезок.

Кит и Одри обменялись взглядами.

– Сравнивают что?

– Альбомы вырезок, сэр.

Когда они спустились вниз, опасения, что терпеливый и благожелательный мистер Бенсон подвергается допросу третьей степени, быстро рассеялись.

Кит и Одри пересекли парадный холл, с его двумя каминами и двумя комплектами доспехов, освещенными пламенем, и открыли обитую зеленым сукном дверь, которая выходила в длинный, узкий и пахнущий плесенью коридор с покрытым циновками полом. Другие двери в этом коридоре вели в задние помещения: кухню, кладовую, холл для прислуги. Но даже если бы они не знали, какая дверь ведет в буфетную дворецкого, то все равно легко бы ее обнаружили.

Дверь была приоткрыта, и изнутри доносился бас, в котором слышались напыщенные потки ложной скромности.

– Вот еще одна фотография, сынок, и притом недурная, – говорил бас. – Она сделана… дайте подумать… да, когда я завоевал Гран-при на автомобильных гонках в 1903 году. Что вы о ней думаете?

– Превосходная фотография автомобиля, сэр.

– Черт возьми, я имел в виду себя, а не автомобиль!

– Ну, сэр…

В уютной буфетной происходила вполне домашняя сцена. На одном краю стола, отодвинув чайную посуду, восседал сэр Генри Мерривейл с большим кожаным альбомом, разбухшим от скверно наклеенных вырезок. На другом конце сидел Бенсон с таким же альбомом, но меньшего размера.

На заднем плане маячил Мастерс, которого этот замедленный процесс приводил в отчаяние.

– Послушайте, сэр Генри! – начал Кит. – Мы узнали…

Г. М. поднял руку и бросил на пришедших такой злобный взгляд, что они тотчас же стихли. Снова став добрым дедушкой, он обратился к Бенсону, указывая на другую фотографию:

– А вот здесь я освящаю военный корабль. Там случилась неприятность – бутылка шампанского вместо того, чтобы попасть в корабль, угодила в мэра Портсмута и сбила беднягу с ног.

– В самом деле, сэр? Надеюсь, обошлось без последствий?

– Да, если не считать фонаря под глазом. Но он здесь выглядит чертовски сердитым, верно?

– Да, сэр.

– А бутылка не разбилась, так что мы смогли все повторить. Я стою слева. Фоторепортеры говорят, что им нравится меня снимать.

– Не сомневаюсь, сэр. Вы, безусловно, обеспечиваете их поистине уникальными фотографиями.

Г. М. отмахнулся с той же ложной скромностью, которая не обманула бы и ребенка.

– А вот это, – он склонился вперед, – и впрямь отличный снимок. Крупный план и анфас. Меня сфотографировали, когда я баллотировался в парламент в Восточном Бристоле. Снимок должен был подчеркнуть суровость и благородство. По-моему, это удалось.

Очевидно, снимок производил впечатление. Даже Бенсон слегка вздрогнул и отпрянул.

– В чем дело, сынок? Разве фотография не делает мне чести?

Бенсон кашлянул.

– Откровенно говоря, сэр, не вполне.

– Ага! – воскликнул Г. М. – Слышали, Мастерс?

Старший инспектор воздержался от комментариев.

– А почему, сынок, – допытывался сэр Генри, – вы считаете, что снимок не делает мне чести?

Бенсон кашлянул снова.