И вдруг хиир Грижни воспылал, каждая клеточка его тела воссияла, знаменуя достижение Познания. На этот раз голоса вардрулов были почти неслышны. Патриарх с большей силой, чем когда-либо, чувствовал железную волю и яростную целеустремленность других его прародителей — людей. Их неистовая решимость бурлила в его крови, страстные порывы овладели его умом.
Страстные? Непостижимые? Чуждые? Не вполне. Даже находясь в глубине Познания, Грижни сохранил крохотную цитадель собственного самосознания, и глубоко в душе ощущал, насколько близки ему человеческие инстинкты и желания. Они жили в нем. Жили всегда.
Общение с Предками продлилось приблизительно восьмую долю багрянца. По истечении этого времени архипатриарх Грижни вышел из транса, укрепившись в правоте своего дела, хоть и не вполне избавившись от тревоги. Задержавшись затем лишь, чтобы пожелать Грижни Инрлу скорейшего и радостного воссоединения, он поспешил в комнату Белых Туннелей и, ступив на трансплату, вернулся к своим войскам. К этому времени вардрулы сосредоточились на берегу живой воды Мфра, которую люди называли рекой Иль.
Глава 13
— Где же моя дочь, Ваксальт? — простонал герцог Бофус, и голубые глаза несчастного отца наполнились слезами. — Где моя Кара?
— В полной безопасности, уверяю вас, ваша милость, — поспешил успокоить его Глесс-Валледж.
— Отчего вы так уверены? Моя ненаглядная Кара покинула город, и кто знает, какие несчастья могут выпасть на ее долю в чужих краях? Времена, что ни говорите, тревожные!
— Не такие уж тревожные, ваша милость. Безусловно, доходящие до нас слухи существенно искажают ситуацию.
— Дай Бог, чтобы вы были правы! Дай-то Бог! — герцог Бофус мерил шагами комнату для аудиенций, бесцельно слоняясь от стены к стене. На мгновение остановился у окна, глядя на многолюдную набережную Лурейского канала, затем вновь возобновил тщетные скитания. — Но ведь что-то происходит, Ваксальт! Что-то ужасное! Нет смысла притворяться, будто это не так!
— Да, что-то происходит, — согласился маг. — Того я никогда не отрицал. Я ничуть не сомневаюсь в существовании некоего необычного атмосферной явления, приближающегося к Ланти-Юму. Но неужели это может служить достаточным поводом для всеобщей паники? Дражайший мой господин, невежды всегда страшатся неизвестного, как правило, без каких бы то ни было на то оснований. Убежден, вы, как человек в высшей степени образованный и эрудированный, презреете досужие страхи. — В его тоне слышалось мягкое увещевание, почтительность. По его виду нельзя было догадаться о диком раздражении, которое вызывало в нем это непрерывное хождение взад-вперед.
— Прошу простить меня, Ваксальт, но я вас разочарую… Я ничуть не презираю их, напротив, весьма встревожен, даже очень встревожен. Посудите сами. Как быть с беженцами? Каждый день они сотнями прибывают в Ланти-Юм. Бедняжки, они так несчастны и бездомны. И безумно голодны. В городе не хватает продовольствия, чтобы накормить всех желающих, и обстановка становится напряженной Большинство этих людей — чужестранцы, и их обычаи для нас непривычны, а некоторые — к примеру, поведение этих кошмарных зуши — и вовсе внушают не лучшие чувства. Чужаки запрудили наши улицы и переулки, они не знают правил передвижения по каналам, говорят на тарабарских языках, всячески досаждают и обижают моих родных лантийцев. Пожалуй, ради блага Ланти-Юма им стоило давать от ворот поворот, но мы не настолько бессердечны. Они охвачены таким отчаянием! Стоит порасспросить тех, кто владеет цивилизованной речью, слышишь одно и то же — про страшную ползущую Тьму, про населяющих ее белых чудовищ. Они ведь не могут ошибаться все сразу, верно?
— Не вполне так. У страха, как вам прекрасно известно, глаза велики, — парировал Глесс-Валледж. |