— И как долго прикажете идти? Вечно? Мы даже не знаем, день сейчас или ночь! Когда бодрствовать, а когда спать. Впрочем, и спать-то нам негде.

— При такой жаре можно спать под открытым небом. А в ответ на первый ваш вопрос… Река приведет нас прямиком к Ледяной Химере — заброшенной стеклянной башне неизвестного происхождения, не заметить ее нельзя, даже в темноте. Вход в пещеры находится не более чем в ста футах от ее основания, как раз посередине между башней и рекой.

— Запечатанный, как и все остальные.

— Будем надеяться на удачу. Должно же нам наконец повезти.

— Удача, мастер Уэйт-Базеф, редко ведет бухгалтерские книги. Госпожа Фортуна не жалует тех, кто пренебрегает ее предостережениями, и жестоко карает за дерзость.

— И вознаграждает за храбрость.

— Тут бы я поспорил, уважаемый. Но, к несчастью, мудрость моих суждений может быть доказана только бедою, а я не…

— Браво, Гроно! Но, право, вы ведь не станете уверять, что мы не в состоянии продолжить путь?

— А вы — утверждать, что это благоразумно?

— В нашем с вами положении — это единственный выход. На то есть целый ряд причин, как вы помните.

— Попрошу не учить меня уму-разуму, господин Уэйт-Базеф. Не думаю, что наша кончина во мраке хоть как-то поможет Ланти-Юму и другим городам Далиона.

— А вас никогда не посещала мысль — так, мимолетная мыслишка — о том, что наша миссия может увенчаться успехом?

— Это крайне маловероятно. К тому же не ценой угрозы жизни моему господину.

— Вот как? Разве судьба вашего господина, его титул и богатство не связаны с Ланти-Юмом?

— Меня это не волнует!

— Зато меня волнует. Очень волнует, — неожиданно вклинилась Каравайз. Она лежала на боку, подперев голову рукой, в нескольких дюймах от горящих холодным светом камней. Посеревшее лицо покрылось капельками пота, ко лбу прилипли завитки каштановых волос. Глаза по яркости не уступали алмазам, а слетавшие с потрескавшихся губ слова сливались в горячечную скороговорку.

— Я сделаю все, чтобы спасти город, спасти любой ценой. Если придется, завершу начатое нами дело сама. Можете бежать из Тьмы, да хоть с Далиона, я пойду дальше! Теперь, когда я увидела Тьму и знаю, что грозит Ланти-Юму, меня ничто не остановит; Клянусь.

Все молчали, уставившись на нее.

— Ваша светлость… — начал было пререкаться Гроно.

— Надеюсь, что Террз Фал-Грижни помучился перед смертью, — продолжала она. — Помучился за проклятие, которое наслал на тысячи невинных людей… на лантийцев, на мой народ. Жаль, что его нет в живых. С каким удовольствием я бы собственноручно убила его. Но все равно, я с ним поквитаюсь.

Мужчины обменялись неловкими взглядами.

— Ваша светлость, умоляю вас… — снова начал Гроно.

— Каково бы ни было проклятие, мой Ланти-Юм непременно уцелеет. — Нервным движением Каравайз перекинула тяжелую косу на грудь, чтобы не так жарко было шее. Но черный, какой-то липкий воздух обволакивал кожу, не принося даже краткого облегчения. Она продолжила свою пламенную речь. — Мы разрушим чары Грижни. Но это не решит всех наших проблем. Необходимо остановить упадок Ланти-Юма. Надо расплатиться с долгами и непременно выдворить из города ламмийских наемников. Главное — нам нужны деньги, много денег. Налоги поднимать нельзя: люди и без того прозябают в голоде, холоде, невежестве. Нищета и непосильный труд порождают зависть и озлобленность. Имущество вельмож отец трогать не станет: боится обидеть друзей. Другое дело я… Когда я стану герцогиней, мне будет безразлично, не задела ли я ненароком чьих-то чувств.