Нет, милочка! Я всего лишь наемный сыщик, и ваши беды касаются меня постольку-поскольку, но кое-что из случившегося даже меня выбило из колеи. Кто, как не я, пытался укусить привидение в этом чертовом Храме? А я ведь не молод и ко всему притерпелся. Мало того, сегодня утром чуть ли не у вашей кровати взрывают бомбу с нитроглицерином. И что? Вечером вы уже на ногах, одеты и спорите со мной о своем здоровье.

Если вас и можно назвать ненормальной, то лишь в том смысле, что вы выносливее, здоровее и уравновешеннее обычных людей. И бросьте думать о наследственности Дейнов, подумайте о Мейене. Откуда у вас такая выносливость, как не от него? Почему он выжил на Чертовом острове, в Центральной Америке, в Мексике и не согнулся до самого конца? Вы похожи на него больше, чем на любого из знакомых мне Дейнов. И если есть у вас следы вырождения — хотя Бог знает, что это такое, — они тоже от него.

Моя речь пришлась Габриэле по душе. Глаза ее сделались почти счастливыми. Но пока я, выдохшись и спрятавшись за табачным дымом, искал другие слова, они опять потускнели.

— Я рада… и признательна, если, конечно, вы говорили искренне. — Она снова прижала ладони к щекам, а в ее голосе появилась безнадежность. — Не знаю, на кого я похожа, но мачеха все же права. И ничего тут не поделаешь. Вы же не станете отрицать, что над моей жизнью и жизнью всех, кто связан со мной, висит черное проклятие?

— А надо мной? Последнее время я только тем и занимаюсь, что торчу около вас, влез во все ваши дела, и ничего не случилось, во всяком случае, ничего серьезного.

— Вы — иное дело, — медленно произнесла она, морща лобик. — Мы с вами в других отношениях. Для вас это только работа.

Я засмеялся:

— Такой аргумент не пройдет. А Фицстивен? Он, конечно, знал вашу семью раньше, но здесь, в гостинице, оказался благодаря мне и поэтому был от вас еще дальше, чем я. Так почему не я пострадал первым? Может быть, бомба предназначалась мне? Вполне вероятно. Но тогда тут замешано не ваше неотвратимое проклятие, а люди, которые могут допустить промах.

— Вы ошибаетесь, — сказала она, уставившись в коленки, — Оуэн любил меня.

Я решил не выказывать удивления.

— Неужто вы… — начал я.

— Пожалуйста, не надо. Не заставляйте меня рассказывать. Особенно после того, что случилось утром. — Она выпрямилась, вздернула плечи и решительно продолжала: — Вы тут заговорили о неотвратимости. То ли вы не поняли, то ли притворяетесь и делаете из меня дурочку. Я вовсе не верю в неотвратимое проклятие, идущее от дьявола или от Бога, как в случае с Иовом, например. — Она теперь говорила с жаром и уже не хотела менять тему. — И не может ли быть… разве не существуют люди, которые… до мозга костей порочны и отравляют… могут вызывать самое плохое во всех, кто с ними общается?

— Существуют, — почти согласился я. — И могут, когда хотят.

— Нет, нет! Не важно, хотят или не хотят. Вызывают даже тогда, когда отчаянно не хотят. Именно так. Я любила Эрика, он был хороший, чистый. Вы сами это прекрасно знаете. Вы разбираетесь в людях, а с ним были хорошо знакомы. Я его любила, хотела, чтобы он был… Но когда мы поженились…

Она вздрогнула и протянула мне руки. Руки у нее были сухие, горячие, а кончики пальцев — словно лед. Мне пришлось крепко сжать их, чтобы ногти не вонзились мне в ладони.

— До замужества вы были девушкой?

— Да. Была. Я и сейчас…

— Тут не из-за чего волноваться. Как и у многих, у вас на этот счет идиотские понятия. К тому же вы привыкли к наркотикам. Правильно?

Она кивнула.