Вскоре, однако, он снова пришел в себя.

Тарихевт озабоченно склонился над ним, протирая лицо больного губкой, смоченной в ароматном настое.

– Ты болен, жрец! – проговорил он, увидев, что Шаамер пришел в себя.

– Ты не сказал мне ничего нового! – с горькой усмешкой ответил ему Шаамер. – Вот если бы ты сказал, что я выздоровел…

– Это скверная болезнь, – продолжал Сехмен, покачав головой. – Я видел, как от такой болезни умирают нечестивцы, нарушившие покой могил. Но никогда мне не доводилось видеть, чтобы такая болезнь поразила досточтимого жреца, чистого сердцем!

– Таково было веление судьбы, – негромко проговорил Шаамер, опустив веки.

– Истинно так! – почтительно произнес бальзамировщик. – Чем же я могу помочь тебе, досточтимый? От твоей болезни нет лекарства, и часы твои сочтены!

– Я знаю, – спокойно подтвердил жрец. – Но я шел к тебе не для того, чтобы выслушивать из твоих уст горькие истины. Я шел для того, чтобы поручить тебе обычную работу.

– Я бальзамирую мертвых, господин! – удивленно проговорил Сехмен.

– Я знаю, – повторил Шаамер. – Вот я и хочу, чтобы ты забальзамировал мертвого. Ибо я уже почти мертв.

– Но, господин, – Сехмен в ужасе отстранился, – ты еще жив! Не было на моей памяти такого, чтобы человек сам, своими ногами приходил в мастерскую бальзамировщика! Тебя принесут ко мне после смерти – твои ближайшие родственники, если они у тебя есть, или собратья-жрецы из Дома Чисел… ты еще жив, господин, и все это странно и, прости мне резкие слова, нечестиво!

– Повторяю, Сехмен – я уже почти мертв! Возьми все серебро, все золото, что у меня осталось, дождись, пока я умру, и сделай свою работу! Ты не можешь отказать мне, ибо ты – тарихевт, бальзамировщик, и бальзамировать мертвых – твой долг!

С этими словами Шаамер слабой рукой вытащил из складок своей одежды остатки золота и серебра.

В глазах тарихевта вспыхнула жадность, превозмогающая боязнь греха и нечестия. Он протянул руку за платой, но Шаамер с неожиданной в умирающем силой схватил его за руку и прошептал так, чтобы не слышали подмастерья:

– Но ты должен кое-что обещать мне, тарихевт!

– Что именно, господин? – переспросил Сехмен, пригнувшись к Шаамеру.

– Когда ты будешь делать свою работу, прежде чем забинтовать мое тело полотняными бинтами, нанеси на мою грудь несколько иероглифов. Нанеси их надежной краской, которая не выцветет вовеки! Вот эти иероглифы! – и он вытащил из-за пазухи небольшой кусок папируса, на котором была начертана цепочка знаков.

– Сделаю, как ты велишь, досточтимый! – склонив голову, проговорил бальзамировщик.

– Мне не довольно твоего обещания, – прошептал Шаамер, с трудом разлепив пересохшие губы. – Поклянись мне загробной судьбой своей бессмертной души Ка!

Тарихевт секунду поколебался: всякому человеку тяжко произносить такую страшную клятву!

Однако щедрая плата сделала свое дело, и Сехмен произнес, сложив руки на груди:

– Если нарушу данное тебе слово, пусть страшный Амт пожрет мою бессмертную душу!

– Хорошо, – прошептал Шаамер и устало опустил веки.

Он наконец позволил своему умирающему телу немного отдыха, ибо завершил последнее и самое важное дело своей жизни.

Выйдя от Витьки, Старыгин в глубокой задумчивости шел по улице. Голова гудела от обилия впечатлений и пыталась переварить груду полученной информации. Все-таки эти математики – ненормальные люди, как Витька может находить что-то интересное в бесконечных наборах цифр?

Внезапно по бокам у него материализовались двое мрачных мужчин в темных костюмах.