Коготь тоже не пошел к виселице, встретил Барса у замковых ворот, молча посмотрел ему в глаза и коротко кивнул.

Эшафот поставили на восточном краю слободы, подальше от замка. По законам империи повешенного убийцу не снимали до тех пор, пока не обрывалась веревка или шея. Как у добытого фазана.

Гартан не хотел еще долгие дни видеть труп Барса.

Просто не мог.

С двух сторон Барса сопровождали наемники. Они не знали, кого именно вели на казнь, понимали только, что человека необычного. Не рядового.

И жители слободы не слишком радовались зрелищу. Большинство из них без приказа советника к месту казни даже не приблизились бы.

Барс подошел к виселице. Остановился перед свежевыструганными ступеньками, огляделся. Люди примолкли, ожидая, что он сейчас скажет последнее слово, но Барс ничего не сказал, а легко взбежал на эшафот. Встал на люк, палач из свиты Траспи набросил ему на шею петлю, затянул.

Стрела ударила палача в лоб. Палач замер, удивленно глядя перед собой, потом медленно опустился на помост, лицом к небу. С десяток людей в серых плащах метнулось из толпы к эшафоту, расшвыривая зевак и оглушив стражников. Двое взлетели на эшафот, сорвали с ошеломленного Барса петлю и силой сволокли его прочь.

Люди закричали, бросились врассыпную, кто-то догадался побежать к замку крикнуть часовым, что приговоренного отбили.

Гартан, Коготь и Картас на конях в сопровождении воинов примчались к месту несостоявшейся казни.

— Кто это был? — спросил Гартан у барабанщика, который так и сидел на земле, обнимая пробитый барабан. — Кто? Это? Был? Разбойники?

Барабанщик помотал головой.

— Кто?! — Коготь, свесившись с седла, приподнял его за шиворот, встряхнул. — Кто это был?

— Инквизиторы, — дрожащим голосом прошептал музыкант. — Инквизиторы.

— Все-таки брат Фурриас его настиг, — сказал Гартан.

— Прикажете в погоню? — осведомился Картас, поправив правой рукой поочередно кончики усов.

— Нет. Он приговорен к казни. Инквизиция имеет право забирать приговоренных по своему желанию для тренировки собственных палачей, — голос Гартана был тих и лишен жизни. — И я ничего не могу здесь поделать.

— Но палач… — начал подбежавший Траспи и замолчал, посмотрев на палача.

Тот сидел на помосте, разглядывая тупую стрелу, которую держал в руке. На лбу его вспухала гигантская шишка.

— Так они его вешать не станут, — тихо сказал Коготь.

Целый день Гартан боролся с собой. Он хотел послать Когтя в погоню за Барсом, но сумел убедить себя, что нелепо было бы вырвать человека из лап инквизитора только для того, чтобы повесить. Нелепо и неуместно.

Целый день, до самого заката, да и всю ночь, Гартан думал о случившемся, а потом так получилось, что размышлять о подобных пустяках стало некогда.

Человеческий ручеек с запада на восток разом превратился в поток.

Третья армия императора Востока погибла.

Все произошло внезапно и быстро. Достигнув моря, войска погрузились на корабли. Буря разразилась как раз тогда, когда авангард высадился на вражеский берег, а море кишело от кораблей, забитых людьми и лошадьми.

Длилось все это недолго: вот только-только светило солнце, потом вдруг все разом потемнело — небо стало черным, море стало черным, морская вода, казалось, смешалась с тучами. Рев ветра, удары волн, крики людей; и невозможно было понять, что было громче — треск рвущихся парусов, грохот ломающихся мачт и бортов, ржание лошадей или вопли тысяч и тысяч пока еще живых людей, понявших вдруг, что это конец, что через мгновение их не станет…

И снова — чистое небо. И гладкое, искрящееся под солнечными лучами море, покрытое щепой, бочками, трупами, тряпками…

Рассказывали, что предводитель Третьей армии на берег выбрался.