Хольми отодвинулся и нахмурил брови.

— Почему ты так упорно желаешь его смерти? — спросил он и тут же удивился собственной наглости. Конечно же, понимал он, король никогда не ответил на этот вопрос и Хольми оказался прав.

— Не думаю, что ты захочешь узнать причину, — проговорил почти шепотом Коннор, — Он мешает мне — это мой ответ. Убей его и принеси мне его голову, и я дам тебе за это все, что только пожелаешь.

Хольми поднялся на ноги. Отошел от кровати короля и ударил кулаком в двери, давая понять таким образом лекарю, что тот может возвращаться. Вошедший прошел мимо, даже не взглянув в сторону Хольми и снова занял свое место у изголовья короля. Хольми бросил взгляд на фигуру, укрытую одеялами и уже занес над порогом обутую в сапог ногу, как услышал голос Коннора.

— Ты сделаешь то, что я сказал? — в голосе нет мольбы, только вопрос. Хольми знал, если он откажется, то Коннор найдет способ устранить и его. Просто так, чтобы среди Совета вождей не поползли раньше времени ненужные слухи. Иногда знание смертельно. Хольми посмотрел на короля и сказав короткое — Да, — вышел вон.

Все утро я с оттенком удивления смотрела на открывающийся из окна вид, где на самом берегу корабли Трора готовились к отплытию, в то время, как их владелец вел переговоры, закрывшись с моим отцом и братом в большом зале. Я нервничала, погладывая на то, как люди Трора бродят по берегу, поглядывая в сторону поселения, ожидая своего предводителя. А мои мысли сейчас были только об одном, удастся ли Гуннару уговорить Трора, забыв обиду, отказаться от меня. Я ведь прекрасно понимала, что не чувства ко мне заставляют воина добиваться меня, а то, что я не хочу принадлежать ему. Инстинкт охотника. Чем тяжелее достается добыча, тем она притягательнее.

Я вышла из дома, миновав закрытые двери в большой зал, на мгновение, подавив в себе желание припасть к дверному проему ухом, вслушиваясь в то, что там сейчас происходит. Вместо этого я вышла во двор и направилась в сторону утеса, слушая нарастающий рокот прибоя, разбивавшегося о высокие скалы, возвышающиеся у его подножья. Жарко светило солнце, ветер играл бахромой на моем платке, небрежно наброшенном на плечи. Я поднималась по склону, внимательно глядя себе под ноги. Оказавшись на самом верху, села на пологий валун, нагретый солнечными лучами, и устремила свой взгляд в далекий горизонт, покрытый белыми барашками волн.

Я думала о Сигурде. О том, увижу ли я его снова? И зачем я только согласилась тогда принять предложение Трора? Ответь я отказом, сейчас бы все было иначе. Я бы спокойно жила, дожидаясь дня свадьбы, когда отец отдал бы меня моему единственному мужчине. Сигурд заплел бы мои волосы в косу и надел мне на руки связывающие нас до конца наших дней наручи, означавшие, что отныне я принадлежу только ему…

Мимо пролетела с громким криком чайка. Она несколько секунд покружила в небе надо мной и с хриплым смехом полетела над морем. Я встряхнула волосами, отгоняя оцепенение и ненужные мысли. Затем посмотрела в сторону поселения, разглядев над остальными домами крышу нашего дома. Мне стало интересно, о чем там внутри говорят отец и Трор.

Гуннар сидел на своем высоком деревянном кресле, возвышаясь над стоящими перед ним Олавом и Трором. Оба смотрели на него, ожидая, что Гуннар заговорит первым и он начал:

— Чего ты хочешь? — он обращался к Трору. Молодой вождь спокойно смерил Гуннара надменным взглядом.

— Я хочу забрать вашу дочь, — сказал он, — Вы и Кири дали мне слово, что она станет моей женой, когда я вернусь из похода, но вместо этого я узнаю, что мою невесту уже отдали другому!

Гуннар встал и отошел от кресла.