Миша расценил энергичное восклицание: «Посмотрим!» — как приказ включать. Курчатов еле вырвал прижатую руку и с усилием улыбнулся побледневшему лаборанту:
— В другой раз без команды не включай, торопыга!
Он и обрадовался, и был недоволен. Все-таки изготовили как-то действующий аппарат!
Но о серьезных работах на нем не приходилось и мечтать.
Вечерами, отпустив сотрудников, начальник лаборатории засиживался над корректурой книги о сегнетоэлектриках, писал отчет о карборундовых полупроводниках. Из комнаты напротив приходил Павел Кобеко, почти с раздражением допрашивал, когда же писанина закончится, пора за серьезное дело! Кобеко с сомнением посматривал на высоковольтную установку для ускорения протонов, недоверчиво щупал рукой крохотный циклотрон. Интересные приборы, конечно, но какое отношение они имеют к физике твердого тела, которой они, Павел и Игорь, отдали столько труда?
Курчатов посмеивался, а когда друг очень уж настаивал, мягко разъяснял:
— Павел, я же заместитель Иоффе в группе по ядру, надо же хоть что-нибудь делать, чтобы название не стало пустым! А что до новых работ с полупроводниками, то раньше оформим работы по старым.
Он показывал рукой на рукопись о сегнетоэлектриках.
Иоффе вернулся из Брюсселя с удивительными новостями. Доклад Жолио о совместном излучении нейтронов и позитронов подвергся на Сольвеевском конгрессе убийственной критике. В Ленинграде Жолио приняли восторженно, в Брюсселе над ним иронизировали. Лиза Мейтнер назвала нейтронно-позитронные пары привидениями; энергичная дама из Берлина признавала только резкие оценки. В ее опытах нейтроны и позитроны наблюдались всегда порознь. Эрнст Лоуренс, используя свой великолепный циклотрон, тоже не нашел явления, наблюдавшегося в Париже. Иоффе сокрушенно разводил руками. Ведь прекрасные экспериментаторы Ирен и Жолио — и так ошиблись! К тому же ошибка у них вторая. В тот раз они неверно истолковали точное наблюдение — вместо нейтронов говорили о гамма-фотонах, — сейчас усомнились в точности их эксперимента. Такой удар нелегко перенести.
— Настроение Фредерика и Ирен можете себе представить. Между прочим, Нильс Бор и Вольфганг Паули ободрили наших парижских друзей. Оба считают, что в опытах таится какая-то загадка — и в ней причина расхождений. Будем ждать новых сообщений.
Новых сообщений ждать долго не пришлось. Супруги Жолио-Кюри, вернувшись в Париж, безотлагательно провели контрольные опыты. Вторая серия экспериментов доказала, что обе спорящие стороны правы. Жолио и Ирен снова получили излучение нейтронов и позитронов, о котором Жолио докладывал в Ленинграде и Брюсселе. Но теперь ясно, что то было не одно, а два накладывающихся одно на другое излучения, — путаница возникла от того, что они не были своевременно разделены А их раздельное происхождение свидетельствовало о совершенно новом, воистину поразительном процессе. Алюминий, облученный альфа-частицами, превращался, выбрасывая нейтрон, в фосфор, а фосфор уже самостоятельно исторгал позитрон и преобразовывался в кремний. Это была типичная радиоактивность, но созданная искусственно! Такая же радиоактивность вызвана и у бора, и у магния. Они, Ирен и Фредерик, изучают всё новые и новые элементы. Они хотят установить, как далеко в сторону тяжелых элементов простирается возможность создания искусственной радиоактивности, так неожиданно и блестяще полученной у легких алюминия бора, магния.
— Голова кружится! — воскликнул Алиханов, проведя рукой по черным, вьющимся волосам. Он все повторял — Нет, это же такой прыжок!.. Сногсшибательно — вот это какое открытие!
Алиханов в эти дни как раз заканчивал установку для определения позитронов и привлек для совместной работы брата, Артема Алиханьяна. Жолио не только опередил ленинградцев, — его успех шел гораздо дальше того, на что надеялся Алиханов: в Париже открыли искусственную радиоактивность. |