Его покорил величественный город. Он воскликнул, что после Парижа Ленинград, вероятно, самый красивый в мире. А возмущали сведения, какими кормили читателей бульварные издания. Электричество в Ленинграде и вправду не транжирили, даже на центральных улицах не сверкали многоцветные рекламы, зато везде было чисто, очереди перед магазинами не стояли. В одежде преобладали темные тона, без западной пестроты, но люди были как люди — улыбались, громко разговаривали. Какая-то компания у «Европейской», парни и девушки — здесь уже надо было ждать очереди в ресторан, — коротая время, громко пели. В ресторане джаз Скоморовского, играл модные фокстроты и уже вышедшие из моды танго — между столиков танцевали.
— Если бы вы знали, что говорят на Западе о вашей жизни! — воскликнул Жолио с негодованием.
— Трудности имеются, — ответил Иоффе. — Мы много средств вложили в промышленное строительство, к тому же в прошлом году был недород. Не хватает ресурсов на все задуманное.
— Временные трудности роста, так? — улыбаясь, сказал Жолио.
На Западе было известно, что формула о временных трудностях роста имеет широкое хождение среди советских людей.
Открытие конференции назначили на воскресенье. Организаторы знали, что многие захотят в выходной побывать на первом заседании. Никто лишь не подозревал, что этих «многих» будет так много. Перед зданием Президиума Академии наук на Васильевском острове собралась шумная толпа: желающих проникнуть в конференц-зал было раза в два больше, чем мест в зале. Счастливцы с пригласительными билетами с усилием протискивались вперед. Веселые голоса кричали: «Вторгаемся в ядро, пропустите!» Сзади нажимали, передние теснили сторожей, в какой-то момент поток безбилетных хлынул в зал. Порядок восстановили быстро, добрая сотня так и осталась на улице, но в зале нечего было и думать о чинном рассаживании. Вдоль стен плотными шпалерами выстроились те, кому не хватило стульев.
Все шло по твердому заседательскому ритуалу. Иностранные гости, академики, руководители крупных лабораторий и теоретических отделов заняли места в президиуме, Иоффе открыл конференцию, сам президент Академии наук Карпинский слабым, старческим голосом произнес вступительное приветствие. А затем началась деловая часть — доклады Жолио и Скобельцына в первый день, прения и другие доклады в последующие дни.
Конференция продолжалась неделю. Заседания переносились из конференц-зала Академии наук в рабочие залы Физтеха. Завершилась конференция торжественным вечером в новооткрытом Выборгском доме культуры. И все эти дни, как праздничные, так и рабочие, организаторы хлопотали и о дополнительных стульях, втискиваемых в отнюдь не резиновые залы, и о дополнительных обедах сверх строгого лимита отпущенных пайков. К тому, что первоначальные прикидки регламента конференции нереальны, привыкли быстро, — это была приятная ошибка!
Жолио сделал два доклада — о том, как открыли нейтроны и в каких ядерных реакциях их проще всего получить, и о том, какое воистину удивительное явление они с женой недавно обнаружили: одновременное испускание нейтронов и позитронов. Он описывал эксперименты, приводил расчеты энергий реакций, все сходилось: и позитроны, и нейтроны в опыте наблюдались, вполне резонно было соединить их в рамках одного процесса. Жолио признавал, что, наблюдая нейтроны раньше Чадвика, не догадался, что это частицы, а не электромагнитное излучение. Кое-кто обвинял его и Ирен в фантазировании, когда они заговорили о превращении гамма-лучей в частицы. Но он по-прежнему настаивает на тесной связи электромагнитных лучей и элементарных частиц. Он так и назвал с вызовом свой второй доклад: «Возникновение позитронов при материализации фотонов и превращениях ядер». Новая элементарная частица, позитрон, открытая в прошлом году в космических лучах, найдена, таким образом, в лаборатории. |