|
Она ужасалась — он слишком много взял работ: и Физтех, и Радиевый, и курс лекций в Педагогическом, а еще частые поездки в Харьков! Ведь не двужильный он — и половины нагрузок вполне бы хватило! Он со смехом отвечал, что и в два раза большей нагрузки не хватит, такая уж это необозримая область — ядерная физика: либо погружайся в нее с головой, либо иди прочь, поверхностного барахтанья она не потерпит. А что до двужильности, то жила точно, одна, зато крепкая, такая жила не подведет. Марина Дмитриевна смирялась, переделывать Гарика ей было не по силам; да она и не стремилась к этому. Ей временами казалось, что она меньше бы его любила, не будь он таким одержимым.
Один из «экспериментов по Ферми» породил поначалу недоумение. Лев Русинов изучал наведенную активность у брома. У двух изотопов брома под действием нейтронов появляется радиоактивность с периодами полураспада 30 минут и 6 часов. Так утверждали итальянцы. Но Русинов обнаружил еще третью активность — с периодом полураспада в 36 часов. Она была слабенькой, поэтому ее и не открыли в Риме. — Образуется еще какой-то элемент, кроме брома, — оценил результат Курчатов. — Надо найти этот загадочный элемент. Но других элементов не образовывалось. Во всех облученных мишенях присутствовал только бром. Эксперимент, призванный разрешить загадки, порождал свои собственные. Мысовский перепроверил результаты Русинова — разницы не было. — Под воздействием нейтронов у одного какого-то изотопа брома появляются две разные активности, — комментировал неожиданность Курчатов. — Вроде двух близнецов. Их стукнули кулаком, оба побежали домой, один переулочками, другой по проспекту. А дома — оба, но в разное время. Объяснение было образное, но еще надо было доказать, что ядро какого-то одного изотопа может выделять полученную избыточную энергию двумя разными путями. Борис Васильевич заметил, что в химии соединения, одинаковые по составу, но в чем-то различные по свойствам, называются изомерами. Не наткнулись ли они на что-то похожее у атомных ядер? Курчатов развел руками. Пока можно лишь говорить об открытии трех типов распада у двух изотопов радиоброма, а почему они появляются — задача дальнейших исследований. …Эти дальнейшие хорошо продуманные эксперименты по изомерии брома несколько лет шли в лаборатории Курчатова — их ставили тот же Лев Русинов и А. Юзефович — и за рубежом и внесли полную ясность в загадочное явление. Но это было уже после того, как никто в мире не сомневался, что ядерная изомерия реально существует. Ее открыли и у стронция, индия, серебра, золота, платины, иридия и урана. Немецкий теоретик Карл Фридрих Вайцзеккер через полтора года после первой публикации группы Курчатова объяснил загадку: находящееся в основном состоянии ядро брома, поглощая нейтрон, возбуждается, пробегает ряд возбужденных состояний, одно из них более устойчивое, но не совсем стабильное; если возбужденное ядро попадет случайно в такое состояние — это игра вероятностей, — то освобождение от избыточной энергии у этого ядра несколько задерживается. Так появляется активность с иным периодом полураспада. До точного объяснения природы ядерной изомерии было еще нескоро. Но тридцатишестичасовая активность наблюдалась в каждом опыте. Можно было садиться за статью об открытии. Время шло к полуночи, когда Курчатов отредактировал отсылаемую в журнал статью. Он пошел к выходу, заглядывая в помещения, где горел свет. Из-за двери лаборатории Кобеко доносилось пение: Павел задержался и, вытачивая на станочке железную детальку, услаждал себя ариями собственного производства. Он мигом догадался, что у Курчатова — событие. — Чего-то открыл, Гарька? — Есть немного, — скромно признался Курчатов. Кобеко захохотал и огрел Курчатова пятерней по плечу. |
