– Вы не встречались с ними,‑отпарировал Кэрмоди.‑Может, вы и способны оценивать их как зоолог. Но я не могу. Они люди и ведут себя по‑людски.

– О`кей, Джон. Но, поставляя информацию, давайте лишь описание, а не вашу интерпретацию. Ведь я тоже человек и поддаюсь внушению.

– Ладно,‑ухмыльнувшись, сказал Кэрмоди.‑О, они начинают танцевать. Я не знаю, что означает этот танец‑какие‑то инстинктивные движения, или же они его выдумали.

Пока Кэрмоди разговаривал, самки и молодежь слезли с деревьев и, образовав полукруг, стали в такт хлопать в ладоши. Мужские особи, которые уже успели сгруппироваться, принялись подпрыгивать, кружиться, кланяться и, как утки, ковылять на полусогнутых ногах. Они издавали странные крики и порой, взмахивая руками, подскакивали, как бы изображая птичий полет. Минут через пять танец внезапно прекратился, и все горовицы выстроились в шеренгу. Вождь, занявший место во главе ее, направился к Кэрмоди.

– Ну и ну,‑сказал Кэрмоди.‑Похоже, мы видим первую в неписаной истории этих людей очередь за хлебом. Только им нужен не хлеб, а сахар.

– Сколько их там?‑спросил Холмъярд.

– Примерно двадцать пять.

– Сахара хватит?

– Только если я расколю все куски и дам каждому лизнуть.

– Попробуйте, Джон. А пока мы успеем на джипе подкинуть вам сахар в убежище. После того как мы уедем, вы сможете отвести их туда.

– Может, я и так справлюсь. Пока меня беспокоит их реакция, если каждому не достанется по цельному куску.

Он принялся дробить сахарные кубики и всякий раз, протягивая на ладони каждому подходившему его порцию, повторял: «Сахар». Когда последняя в очереди‑мать с пушистым младенцем на руках‑протянула руку, у него оставался последний осколок.

– Просто чудо,‑с облегчением вздохнул он.‑Уложился. Они вернулись к тому, что я бы назвал их обычным времяпровождением. Кроме главы и нескольких детишек. Эти, как вы можете слышать, тараторят рядом со мной, как сумасшедшие.

– Мы записываем эти звуки,‑сказал Холмъярд.‑А позже попробуем проанализировать их и выяснить, являются ли они осмысленной речью.

– Я понимаю, что вам требуется научный подход,‑ответил Кэрмоди.‑Но у меня очень восприимчивое ухо, как у всех людей, которым приходится много слушать, и могу заверить вас, что языка как такового у них нету. Во всяком случае, в нашем понятии.

Через пять минут он сказал:

– Вношу поправку. У них имеются по крайней мере начатки разговорного языка. Только что ко мне подошла одна из девчушек, протянула ручку и сказала: «Сахар». Доподлинное воспроизведение английского произношения, если не обращать внимания на тот факт, что звуки произнесены не человеческим ртом. Словно их повторил попугай или ворона.

– Я слышал! Это чертовски важно, Кэрмоди! Если она смогла так быстро сориентироваться, то должна обладать способностью к абстрактному мышлению. Конечно, если это не случайность,‑более спокойным тоном добавил Холмъярд.

– Никаких случайностей. Вы слышите, как остальные малыши тоже просят сахару?

– Слабо. Общаясь с ними, попробуйте научить их еще нескольким словам.

Кэрмоди устроился в тени у основания толстого дерева, потому что солнце уже начало основательно припекать. У дерева была толстая ребристая кора, как у американского тополя, но на нем росли плоды, которые располагались высоко на ветках и снизу напоминали бананы. Девочка сорвала один из них и, протягивая его Кэрмоди, повторила: «Сахар?»

Кэрмоди собрался было попробовать плод, но подумал, что взять угощение, не отблагодарив дарительницу, было бы нечестно. Он отрицательно покачал головой, хотя усомнился, поймет ли она значение этого жеста. Девочка склонила голову набок, и на ее физиономии отразилось разочарование.