Я, вопреки логике, старалась ступать тихо. У меня было разрешение на ночные репетиции, был ключ от зала, но я все равно чувствовала себя преступницей, вторгающейся в чужие владения. Мне казалось кощунственным нарушать эту тишину звуками музыки. Но та часть сознания, что была далека от всего романтического и мистического, требовала репетировать. За две недели до бала я, конечно, успею как следует выучить три композиции, но все же стоит работать.

Стряхнув оцепенение, я села за инструмент и еще минуту привыкала к нему. Прикосновение к темному дереву пробудило далекие детские воспоминания, и на кончиках пальцев зажглись голубые огоньки. Больших трудов стоит магу заставить себя играть руками, не применяя заклятий, но я навострилась еще в детстве.

Первые звуки показались мне неестественно громкими, но, по мере того как пальцы вспоминали мелодию, я привыкала к этому залу, наполненному музыкой, и понимала, что так и должно быть. Я играла «Зимнюю» — мелодию, написанную лет триста назад специально к новогодней суете. Мелодия была спокойная и грустная, как медленно падающие хлопья снега, кружившиеся в свете фонарей.

С каждой нотой, с каждым аккордом я играла все увереннее, плавней и красивее. Мне казалось, что меня слышит весь университет, хоть это было и не так.

На миг — на маленький миг — я очутилась в детстве, на уроке музыки, когда госпожа Лин разучивала со мной пьески.

— Госпожа, вы сегодня хорошо сыграли, — говорила госпожа Лин. — Я расскажу об успехах вашему отцу, уверена, он будет рад.

Отец не был рад. Ему плевать было на мои успехи.

Я остановилась очень резко, оборвав мелодию не так, как должна была. Настроение пропало.

Звук аплодисментов заставил меня вздрогнуть.

Из темноты колонны вышел мужчина. Он тихо хлопал, не отрывая от меня взгляда медных глаз.

— Господин ректор, — удивленно воскликнула я, — вы меня напугали!

— Простите, — усмехнулся Кэдерн, — не хотел.

— Давно вы здесь?

— Со второго куплета. Просто шел мимо и решил послушать. Вы хорошо играете, Дейна. Гости бала будут в восторге.

Ах, он уже знает. Ну, естественно, кому же, кроме него, знать, кто выступает на таком мероприятии…

— Инструмент очень хороший, — буркнула я.

— Инструмент — далеко не все для музыки, — возразил Кэдерн. — Огромную роль играет музыкант.

— Тем не менее наши музыканты не могли сыграть ничего путного, пока вы не купили этот рояль.

— Ваша правда, Дейна, — рассмеялся Кэдерн. — Я счел разумным приобрести некоторые инструменты. Отчасти из-за вас.

— Из-за меня? — Я растерялась.

— Вы хорошо играете, что в этом удивительного?

Ректор уселся на один из немногочисленных стульев по ту сторону рояля.

— Я думала, это Коль выбил деньги.

— Коль… Коль молодец, он увлечен настолько, что я ему верю. Что до денег, милая Дейна, — университет может позволить себе миллион таких роялей.

Я ошеломленно уставилась на ректора.

— Тогда почему Коль бьется практически за все? Рояль, другие инструменты, сцена, курсы?..

— Ценность чего-либо, Дейна, познается только тогда, когда это «что-то» досталось тебе трудом. В университете вы учитесь не только магии и профессии, вы учитесь жизни в том числе. Я хочу, чтобы каждый студент знал цену благ, которые получает.

— Но ведь, — я лихорадочно придумывала, что бы такое сказать, — цену инструментам, курсам и сцене знают только те, кто участвовал в их закупке и поиске. Как быть с остальными? Кто не интересуется сценой?

Кэдерн странно улыбнулся, словно бы ободряюще.