– Вы тоже думаете, что это отрывок из его романа? – в лоб спросил Алексей.

Наумов ничего не ответил, пожевал губами. Прикрыл глаза. Лицо его странно напряглось, как будто он силился заговорить, но не мог произнести ни слова. Потом, словно окончательно решив для себя что-то, заговорил:

– Могу точно сказать, что почерк его: «б» и «д» с приметными такими хвостиками, буквы очень узкие, слова лепятся друг к дружке. Что касается содержания… Андрей в самом деле начал писать. И даже показал мне написанное, просил оценить. Если честно, материал был так себе. Слишком тяжеловесно, нарочито. Дилетантски. Громоздкие фразы, вымученные диалоги, пространные нудные описания. Поймите правильно, сам-то я ни строчки не напишу, но читаю талантливо. Чукча не писатель, чукча читатель. – Наумов усмехнулся, снял очки и убрал обратно в карман. – Я как можно тактичнее объяснил, что именно мне не понравилось. Андрей все понял правильно и не обиделся: у него и с самооценкой, и с чувством юмора все в порядке. Сказал, будет работать над собой, мол, писать ему, как сейчас говорят, в кайф. Так вот, к чему я веду. Во-первых, в отрывке, который он дал мне почитать, действие происходило в Средневековой Европе, в Испании. У вас в руках совершенно другой текст, написанный, кстати, куда лучше. Но я ручаюсь, что больше никакого художественного произведения он писать не пробовал. Заметьте – художественного!

Наумов поднял кверху указательный палец, подчеркивая свои слова.

– Примерно в декабре, перед Новым годом, Андрей внезапно обратился ко мне с просьбой помочь найти архивные материалы. Сказал, что заинтересовался историей этого места. В смысле, Каменного Клыка.

– Интересно, зачем это ему понадобилось?

– Ну, это как раз можно объяснить. История – его профессия. В Каменном Клыке Андрей собирался прожить остаток дней, так что… Ничего необычного. Странно другое. Когда я спросил, откуда вдруг такой интерес, он как-то смешался, занервничал. Понес чушь. Сначала сказал, что хочет написать рассказ о жизни приморского поселка. Потом – будто ему надо кое-что выяснить для себя лично. Они, мол, с женой стали мучиться бессонницей и заподозрили, нет ли в этих местах опасных испарений. Словом, ерунда какая-то. Я решил не придавать значения, захочет – расскажет. Дал ему адрес библиотеки, телефон одной знакомой – сотрудницы архива. Андрей после этого пропал недели на две-три. А уже после новогодних праздников, примерно в середине января, вдруг приехал сюда, и мы вот так же сидели с ним в кафе, разговаривали.

– В начале января? – задумчиво переспросил Алексей. – Видимо, как раз перед тем как продал дом. В начале февраля он уже был выставлен на продажу. Давыдов упоминал о своем намерении уехать?

– Нет. Но он говорил много странного. Да и вел себя… Начать с того, что был пьян, – Наумов неожиданно произнес эту фразу с осуждением, звучно и при этом как-то через силу.

– Многие выпивают. Или он убежденный трезвенник?

– Почти. Андрей совершенно не пил: говорил, печень больная, алкоголь категорически противопоказан. Я его первый раз выпившим видел. Он, конечно, не сильно пьяный был, но весьма в подпитии. И здесь еще добавил. Я волновался, как он обратно поедет. Но Давыдов только отмахнулся.

– А разбиться не мог?

– Не мог, – решительно отверг это предположение Наумов, – он на столике перчатки забыл, мне позже из кафе позвонили. А я ему перезвонил. Андрей был уже дома. Сказал, потом как-нибудь заберу. Не забрал. Больше мы не виделись и не общались. – И снова странная интонация. Сказано раздраженно, с нажимом, и опять-таки преувеличенно громко. Словно Наумов не с Алексеем говорил, который сидел через стол, а с кем-то, кто находится в конце зала.