Скаурус думал и о том, как воспримет эту перемену Мальрик, но сын Хелвис был еще очень маленьким, чтобы привыкнуть ко всему на свете. Вскоре он уже называл трибуна отцом чаще, чем по имени, и это вызывало у римлянина смешанное чувство гордости и грусти. Мальчишка сразу же стал любимцем легионеров. В казарме было совсем немного детей, и солдаты всех их баловали. Мальрик схватывал латынь на лету, восприимчивый к новому, как все дети. Бывали дни, когда трибун вообще забывал о том, что идет подготовка к войне. Он только хотел, чтобы таких дней было больше – это было самое счастливое время в его жизни.
10
Когда они получили приказ явиться на имперский военный совет, Гай Филипп проворчал:
– Черт побери, давно уже пора. Кампания должна была начаться еще два месяца назад, если не раньше.
– Политические игры, – ответил Марк и добавил: – Мятеж тоже не слишком помог. Но ты прав, они могли выступить и раньше.
С легкой иронией он прислушался к своей попытке оправдать задержку, на которую сам еще не так давно жаловался. Он не очень рвался в поход и хорошо знал причину этому.
Трибун не появлялся в Палате Девятнадцати Диванов со времени своей дуэли с Авшаром. Как и всегда, диванов здесь не было. Вместо них стояло несколько столов, сдвинутых вместе и заваленных оперативными картами. Стрелки на картах указывали направления предполагаемых ударов. Над ними склонились командиры главных военных сил Империи – видессиане, катриши, вожди каморов‑кочевников, офицеры намдалени, а теперь и римляне.
Маврикиос Гаврас, как и полагалось по его сану, сидел во главе за особым столиком. Марк был рад увидеть Туризина, сидевшего по правую руку от Императора. Он надеялся, что ссора их закончилась миром. Потом он взглянул на того, кто сидел слева от Императора и от изумления раскрыл рот. Ортайяс Сфранцез собственной персоной. Юный аристократ прочел немало книг о войне, но не обладал ни знаниями, ни мужеством, и будь он даже другом Императора, а не племянником его злейшего противника, и тогда его присутствие на совете вряд ли было бы оправдано. И все же он был здесь и водил концом своего изящного кинжала по карте, выясняя, куда течет какая‑то река. Заметив входивших в зал римлян, Ортайяс кивнул и приветственно махнул рукой. Марк кивнул ему в ответ, а Гай Филипп проворчал что‑то не слишком любезное и сделал вид, будто вообще не заметил Ортайяса.
Дочь Императора сидела между отцом и Нефоном Комносом. Алипия была единственной женщиной на совете. Она, как обычно, больше слушала, чем говорила. Когда входили римляне, девушка что‑то писала на клочке пергамента и не видела их, пока слуга не проводил наемников к специально отведенному месту за столом. Это было почетное место рядом с Императором. Ее мимолетный взгляд, скользнувший по трибуну, был холодным, оценивающим и менее дружелюбным, чем он ожидал. Он вдруг задумался о том, знает ли она о его связи с Хелвис. Лицо ее было непроницаемо, как маска.
Марк с облегчением сел и склонился над картой. Если он правильно понимал видессианский язык, карта показывала горы Васпуракана, пограничные земли – заманчивый путь в Казд. Как и карта Апсимара, она выглядела исключительно точной. Пики, реки, озера, города – все было изображено здесь с удивительной точностью. Однако Скаурус знал, что даже самые аккуратные и толковые люди могут делать ошибки. В своей третьей книге истории Полибий рассказывал о том, что река Родан течет с востока на запад, потом сворачивает на юг Нарбоннской Галлии и после этого впадает в Средиземное море. Когда же дошло до дела, римским войскам пришлось немало проплутать, прежде чем установили, что на самом деле река текла в другую сторону.
С момента прибытия римлян прошел час когда Маврикиос наконец начал совет. Он прервал свою тихую беседу с братом и повысил голос, чтобы все в комнате услышали его.
– Благодарю вас за то, что вы пришли сюда сегодня, – сказал он. |