– Что ты делаешь? – спросила Хелвис, хотя уже заранее знала ответ.

Он приподнялся на локтях и нежно поцеловал ее. Локон ее длинных волос щекотал ему грудь, она смахнула его со смешком. Ее дыхание участилось.

– Это – тоже настоящее, – прошептала она. Трибун не мог возразить ей, да и не хотел этого делать.

Спустя три дня армия встретила первых каздов – небольшой отряд кочевников, силуэты которых резко выделялись на западе. Император послал в погоню эскадрон видессиан, но кочевники ушли на своих степных лошадках. Ортайяс Сфранцез был очень недоволен и критиковал действия Маврикиоса. Он говорил всем, кто хотел его слушать:

– Калокирес ясно пишет о том, что для преследования кочевников должны использоваться кочевники же, так как они, привыкшие к седлу с детства, идеальные наездники. У нас ведь есть каморы, почему бы их не послать в погоню?

– Если он не перестанет цитировать свою дурацкую книгу, то в один прекрасный день Гаврас заставит ага съесть весь фолиант страницу за страницей, – сказал Виридовикс.

Марк тоже подумал об этом, но Император, если он и был недоволен, то не подал вида. На следующее утро, возвращаясь из женского лагеря, Марк услышал, как кто‑то окликнул его по имени. Он обернулся и увидел Туризина Гавраса. Севастократор слегка покачивался.

– Доброе утро, Ваше Высочество, – сказал Скаурус.

Туризин иронически приподнял бровь.

– «Доброе утро, Ваше Высочество», – передразнил он. – Ну что ж, приятно, что ты все еще можешь быть вежливым с теми, кто кормит тебя из своих рук, хотя и спишь с девкой‑намдалени.

Марк почувствовал, что начинает пылать от гнева и что краска заливает его бледное лицо. Заметив это, Туризин сказал:

– Тут нет ничего постыдного. Девочка отнюдь не безобразная, говори тебе. Она, кстати, совсем не глупа, насколько мне известно, нравится это ее брату или нет.

– Это похоже на Сотэрика, – Марк улыбнулся, удивленный точностью определения, данного Туризином.

Гаврас пожал плечами.

– Никогда не доверяй намдалени. Можешь пойти на сделку с ними, но доверять – никогда! Никогда, – повторил он. Он медленно обошел римлянина, изучая его, словно лошадь, которую хотел бы купить. От Севастократора несло перегаром. Туризин несколько минут о чем‑то думал, а потом вдруг взорвался:

– Черт побери, ты в своем уме?!

Когда высший командир находится в таком непредсказуемом настроении, лучше всего помалкивать. Трибун знал это так же хорошо, как и самый последний из его солдат.

– Что с тобой происходит? – Казалось, Туризин должен проговаривать вслух свои мысли, чтобы не забыть их. – Вы, проклятые римляне, добровольно проводите время в обществе намдалени, дьявол меня раздери, вы бежите к ним, как мухи на тухлое мясо. – Несмотря на грубость слов, в них не было гнева, только недоумение. – Из всего этого можно сделать только один вывод: вы, должно быть, не гнушаетесь заговоров, интриг, обмана и мятежа, лишь бы посадить некоего Скауруса на трон моего брата и выпить вина из черепа Маврикиоса.

Не на шутку встревоженный, римлянин попытался что‑то возразить.

– Замолчи, – сказал Туризин ровным властным голосом, в котором таинственно соединились хмель и твердость. – Иди за мной.

Он пошел к своей палатке, даже не взглянув, следует ли за ним трибун. Марк подумал, не лучше ли ему исчезнуть, понадеявшись на то, что Севастократор забудет об их встрече, когда протрезвеет. Но он решил не рисковать. Туризин был слишком опытным пьяницей, чтобы забыть обо всем на свете. Чувствуя, что весь дрожит, он последовал за братом Маврикиоса.