Трибун не помнил, когда именно Горгидас помог гиганту‑северянину, но, вероятно, невысокого грека было бы нелегко увидеть за спиной великана‑халога.

– Я даже не смог погибнуть смертью воина за моего повелителя, – простонал халога.

При этих словах терпение Скауруса лопнуло.

– Слишком многие сегодня погибли, – резко сказал он. – Боги мои, твои, Империи, – все равно чьи, спасли кого‑то из нас, будь же благодарен им за то, что мы остались в живых и можем копить силы для мести.

– Да, для мести придет время, – мрачно согласился халога. – И я знаю, с кого нужно начинать.

Ортайясу Сфранцезу очень повезло: в этот миг он не видел Зеприна.

Римский лагерь был не так уж далеко от поля боя, чтобы они не слышали стонов раненых. Их было так много, что, казалось, стоны разносятся далеко вокруг. Нельзя было сказать наверняка, кто кричал от боли: намдалени, видессианин, истекающий кровью, или казд, корчащийся от стрелы в животе.

– Хороший урок для всех нас, – заметил Горгидас, перед тем как перевязать очередного солдата.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Виридовикс насмешливо.

– В страданиях все мы братья, хотя я желал бы, чтобы мы стали братьями каким‑нибудь другим способом.

Он смерил кельта гневным взглядом, словно вызывая его на поединок. Виридовикс первым отвел взгляд. Он потянулся, почесался и сменил тему для разговора.

Скаурус наконец заснул тяжелым беспокойным сном, полным страшных видений. Казалось, с тех пор как он закрыл глаза, не прошло и минуты, а легионер уже тряс его за плечо.

– Прошу прощения, командир, тебя ждут, – сказал солдат.

– А? Что? – пробормотал трибун, протирая заспанные глаза и желая только одного: чтобы солдат убрался к черту и дал ему отдохнуть.

Ответ солдата облил его ледяной водой.

– Командир, с тобой хочет говорить Авшар.

– Что? – Рука Марка машинально сжала рукоять меча. – Хорошо, я сейчас приду.

Он быстро надел полный доспех – никогда не знаешь, какие коварные замыслы таит князь‑колдун – и с обнаженным мечом в руке проследовал за легионером через спящий лагерь. Два часовых‑катриша появились в темноте за пределами освещенного светом костров круга. У каждого наготове был лук со стрелой.

– Он подъехал на лошади, как гость, которого пригласили на торжество, и спросил тебя по имени, – сказал один из них Скаурусу.

Обычное хладнокровное мужество катриша было уязвлено скорее наглым появлением Авшара, чем страхом перед его магической силой. Но товарищ его относился к делу иначе. Он сказал:

– Мы стреляли несколько раз, господин. Он был так близко, что мы не могли промахнуться, и все же ни одна стрела не задела его.

Глаза солдата широко раскрылись от страха.

– Но мы смогли отогнать ублюдка за пределы полета стрелы, – сказал первый катриш уверенно.

Письмена друидов на галльском мече Марка начали тихо мерцать, но не загорелись ярким огнем, как в день поединка с Авшаром. Однако они все еще предупреждали его в колдовстве. Бесстрашный, как тигр, играющий с мышкой, князь‑колдун внезапно появился из темноты. Неподвижно, как статуя, он сидел на своем черном скакуне.

– Червяки! Они меня «отогнали»! Вам не выгнать и червей из кучи дерьма!

Первый катриш пробормотал проклятие и прицелился в Авшара Скаурус удержал его:

– Не трать стрел понапрасну. Я думаю, его латы заколдованы.

– Ты прав, повелитель тараканов, – сказал Авшар, резко повернув голову. – Но что это я так неучтив с человеком, которому хочу вернуть кое‑что из его имущества. Я нашел это на поле битвы.