— Ладно, не шуткуй! — махнула рукой Люба. — Вот тебе адрес. Выпишешься — и сразу поезжай! Еще спасибо скажешь.

Егор поблагодарил, сунул листок с адресом в записную книжку и благополучно о нем забыл. Но недели через три после выписки, когда вновь страшно начали терзать головные боли, он вспомнил о санитарке Любе и достал этот клочок бумаги. Наутро и отправился за город.

Приютила Егора в Москве все та же жалостливая троюродная сестра матери, с которой раньше Егор даже не был знаком. Врачи настаивали на демобилизации, Одиноков сопротивлялся… Так пока и жил, надеясь вновь победить.

В поселке дорогу к бабе Дуне ему показала первая же встречная женщина в пестром платочке. И заметила:

— Только очередь к ней большая, милок… Не сразу наша бабуля всех принимает. — Она задумчиво оглядела подтянутую фигуру полковника и не утерпела: — Да неужто вы хвораете? Бравый такой… Или родственники болеют?

— Я недавно с фронта, — скупо объяснил Егор.

— А-а, ну да… — горестно протянула женщина. — И когда эта война кончится?.. У соседей сын пропал без вести… Который год ждут… Хоть бы вернулся… Вашей матери повезло.

Она вздохнула и пошла дальше. А Егор — к дому бабы Дуни, от которого тихо и покорно вытянулась очередь вдоль задумчивой зеленой улицы, слегка пошевеливающей листьями деревьев.

«Куда я лезу? — виновато подумал, останавливая себя на ходу, Егор. — Тут, поди, народ больной, слабый, приползший с последней надеждой… А у меня есть госпиталь имени Бурденко… И другие разные госпитали».

Он остановился и уже совсем собрался повернуть к автобусной остановке, как его заметила девушка в цветастеньком платьице, стоявшая сбоку хвоста хворых и недужных, и окликнула:

— Товарищ полковник! Вы, наверное, к бабе Дуне?.. Так это здесь…

Егор замялся и затоптался на месте, не зная, как лучше поступить. Девушка отделилась от очереди и подошла к нему.

— Здравствуйте! Я внучка бабы Дуни, Галя. Помогаю ей.

— Вроде медрегистратора? Галя улыбнулась:

— Вроде… Спрашиваю всех, кто с чем приехал и откуда, кто сколько ждать может… Народу много. Потом бабуле рассказываю, а она уж решает, кого побыстрее принять и как помочь. У вас что?

— У меня война, — глухо отозвался Егор, глядя в сторону. Над ним о чем-то перешептывались две старые, слегка уставшие от жизни липы. — Ранение в руку и в голову… На мине подорвался. Контузия… Черепно-мозговая травма. Короче, голова сильно болит. Забодай ее комар… Спать не могу… Хотя теперь уже немного привык. В госпитале вволю належался. Хочу опять в полк, да не пускают. Одна нерва… Пока в Москве живу. Временно…

— Вы здесь подождите, — велела Галя. — Не уходите никуда! Я сейчас к бабуле схожу, обо всех вновь приехавших ей расскажу и вернусь. Вы меня, пожалуйста, обязательно дождитесь!

Егор хмуро кивнул и спрятался в сторонку, в тенек большого раскидистого дуба, потому что голова Одинокова теперь солнца не переносила и тотчас начинала болеть. Люди в очереди почти не обратили на него внимания.

Галя вернулась минут через десять и тотчас отправила в дом к бабе Дуне сначала женщину с бледно-зеленой, высохшей, как октябрьский лист, девочкой лет пятнадцати, а потом мужчину на костылях.

— Вы пойдете следующим! — сообщила она Егору.

Он снова угрюмо кивнул. В ожидании прошло около часа. Очередь не проявляла нетерпения, не роптала и почти не двигалась. Говорили больные шепотом, стараясь никого своим присутствием вокруг не тревожить.

Через дорогу вперевалку проковыляла дружная гусиная ватага, изредка флегматично погагивая.