— Кирейн, принесите госпоже ее успокоительные капли… или лучше отведите ее к ним!..

— А ведь я Марлике еще на том балу говорила: не связывайся с этим мерзавцем, не будет тебе с ним счастья! И точно. За какую-то дюжину лет мою кровиночку в гроб вогнал, а теперь дочь до ручки довел и из сына такого же злодея воспитал! Никуда я не пойду!..

— Может, городского мага позвать? Он бы ее живо утихомирил…

— Да послали уже, Кнысь на чалой поскакал…

— Мама, замолчите, а то я за себя не ручаюсь!..

— А может, оно и к лучшему? Сил уже нет на нее смотреть, как тень по замку бродила…

— Эй, хто там семки лузгает?! И мне горсть сыпани!..

— Риона, милая, я сделаю все, что ты хочешь, только не прыгай!..

Больше всего я хотела очутиться внизу, причем приплатила бы сама, лишь бы какая-нибудь зараза догадалась спустить мне лестницу из окошка башни — вскарабкаться к нему по наклонной крыше я была не в силах.

Голоса начали слабеть, а фигуры размываться — опьянение трансом проходило. Впрочем, и так было видно, как народ поспешно раздается в стороны, уступая место отцу Исподию, задержавшемуся в комнате, дабы аккуратно облачиться в парадную, густо расшитую серебром рясу. В семье потомственных магов дайн нужен как дракону пятая нога, но это был личный бабушкин духовник, которого она притащила с собой из Витяга. По-моему, бабка его тоже терпеть не могла, но прикармливала в пику отцу.

Отец Исподий огляделся, убеждаясь, что стоит точно в центре двора, чинно сложил руки и начал громко молиться, набираясь благодати перед столь ответственным мероприятием. Народ охотно поддакивал и в нужных местах крестился.

Минут через пять папа не выдержал, подошел к увлекшемуся дайну, невежливо похлопал его по плечу и стал раздраженно что-то объяснять. Бабушка коршуном кинулась на помощь «любимцу», и зять с тещей принялись орать друг на друга, все повышая голоса. Про меня временно забыли, вверх уже никто не глядел. Снова начал крапать дождь, и я обхватила гарпию не только руками, но и ногами, пытаясь как можно глубже вжаться к ней под крыло.

Дайн бочком выскользнул из толпы, перебрался в угол двора, подальше от спорщиков, откашлялся и начал речь заново, благоразумно сократив вступительную часть до «с божьей помощью да услышит мя сия скорбная разумом девица!».

— Одумайся, грешница! Знаешь ли ты, кто сейчас смотрит на тебя? — Исподий с тщательно рассчитаной скоростью поднял к небесам дрожащий палец, увлекая за ним взгляды присутствующих.

«И боги туда же — глазеют и ничего не делают», — тоскливо подумала я.

— Дщерь моя! — входя в раж, все надрывнее вопил дайн, размахивая широкими рукавами так, что, кажется, даже приподнялся над землей. — Всевышние не для того дали тебе жизнь, чтобы ты столь неразумно ее отвергла! Станет ли созвавший гостей бросать в грязь дары, которые ему неугодны? Стоит ли проклинать лето из-за одного пасмурного дня? Устыдись же минутной слабости, девица Риона, приди в мои объятья и умойся покаянными слезами, во искупление греха малодушия пожертвовав нашему храму на строительство нового погреба…

Я действительно готова была разрыдаться от бессильной злости, но тут надо мной заскрипел ставень, и из башенки высунулась голова брата. Ветер немедленно разворошил пепельные, и без того не шибко причесанные волосы.

— Ринка, ну что ты там копаешься? Я спать хочу!

Я обрадовалась ему, как неродному — вся остальная бестолково суетящаяся внизу родня вызывала у меня исключительно нецензурные чувства.

— Вытащи меня отсюда! — поднапрягшись, выдала я со второй попытки достаточно членораздельный хрип.

— Ты что, раздумала прыгать? — озадаченно сдвинул брови Дар.