– Так-то оно так, – вздохнул сэр Джон, тоже с надеждой посмотрев наверх, – но нам, как всегда, достанутся только хлеб да ячмень, а я очень соскучился по мясу.

– Может быть, какой-нибудь солдат бросит в щель куриную косточку, – подбодрил его Джеймс. Закончив упражнения, он сел на солому, вытер пот со лба и полизал ладонь, чтобы сохранить потерянную телом соль.

– Твой глаз выглядит намного лучше, – заметил Сетон, наблюдая за ним, – опухоль заметно спала, синяки побледнели. А видишь ты им как?

Линдсей зажмурил здоровый глаз и оглядел камеру.

– Лучше, – сказал он.

– Посмотри сюда, видишь старого дурня?

Джеймс посмотрел и покачал головой:

– Нет, не вижу.

– Не притворяйся, все ты прекрасно видишь, – усмехнулся Сетон. – Я должен перед тобой извиниться за то, что плохо о тебе думал.

– А как иначе думать о человеке, который любит вашу дочь, но потерял ее, – вздохнул Линдсей.

– Нет, ты ее не потерял, – убежденно проговорил сэр Джон. – Она тебя крепко любит, я сразу это понял, когда увидел вас вместе. А вот я ее действительно потерял. – Он потер лоб заскорузлой рукой. – Я много думал о том, что она сказала, и понял, что Исабель права: я был к ней несправедлив. Поэтому-то она и восстала против меня, моя Исабель… Я привык считать ее нежной, робкой девочкой. Она так изменилась!

– Исабель – робкая? Нет, что угодно, только не это, – ответил Джеймс, пряча улыбку. – Нежная – да, как легкий бриз, как лесной ручеек, и такой она останется до конца своих дней. Но за ее внешней мягкостью кроется удивительная стойкость.

– Да, моя девочка оказалась намного сильнее, чем я думал.

– Она очень сильная, – кивнул Джеймс. – Вот и мне не к лицу быть слабым: я собираюсь выйти отсюда и освободить Исабель.

– Как же я в тебе ошибался, считая предателем и трусом! – покаянно проговорил сэр Джон. – За четыре-пять дней, что ты здесь, я ни разу не видел, чтобы ты вел себя недостойно: не скулишь от жалости к себе, не пытаешься спасти свою шкуру, заискивая перед тюремщиками; ты ведешь себя мужественно, как настоящий воин и человек чести. И еще я вижу в тебе великую любовь к моей дочери. – Он посмотрел на Линдсея ясными голубыми глазами и спросил, понизив голос: – У тебя уже есть план побега?

– У нас несколько возможностей, – тоже понизив голос, ответил Джеймс. – Во-первых, Маргарет может попытаться выкрасть ключ и выпустить нас; во-вторых, если Ральф Лесли подойдет ко мне еще раз, – Джеймс демонстративно натянул обеими руками цепь, – я наброшусь на него и пригрожу сломать шею, если он не прикажет дать нам оружие и выпустить из замка. Конечно, не бог весть что за план, но все же лучше, чем ничего. У нас будет хотя бы шанс.

– Что ты, какой шанс, – махнул рукой сэр Джон. – В Уайлдшоу больше двух сотен солдат.

– Однако по крайней мере один из них нам сочувствует, – возразил Линдсей. – Может быть, найдется еще несколько, тогда мы сможем вернуть себе свободу. – Заметив сомнение во взгляде Сетона, он вздохнул: – Все равно больше нам надеяться не на что, сэр Джон.

Старик кивнул.

Джеймс снова взялся за цепь и начал подтягиваться. Он чувствовал, что с каждым движением к его мышцам возвращается сила.

Умирая от желания принять ванну, Исабель повернулась и снова в который раз пересекла комнату, считая шаги; на одиннадцатом шаге, уткнувшись в кровать, она повернулась, чтобы идти обратно, но остановилась: у нее ужасно зачесалась спина.