– О господи! – воскликнул француз.

– Что это такое? – спросил Джованни.

– Его накажут через то, чем он грешил, – ответил Паоло, явно смакуя новость. – Возьмут под мышки и поднимут, а потом медленно опустят на заостренный кол, который войдет в зад и пронзит внутренности мерзавца.

– Как ужасно! – вскричал Джованни.

– Не ужаснее того, что он много лет проделывал с бедным Пиппо! – возразил Паоло, сплюнув на пол.

– Хуже всего, что эта пытка может длиться часами, – заметил Жорж. – Ты не знаешь, когда ее назначили?

– Завтра утром, в районе Баб‑аль‑Уад.

– Наверняка мы услышим его крики, – сказал Жорж, помолчал немного, а затем спросил: – А кто будет хозяйничать в таверне?

– Я! Ибрагим вчера предложил мне эту должность, если приму ислам. Я сразу же согласился!

– Нет худа без добра, – пробормотал Жорж, понимая теперь, отчего Паоло в таком прекрасном настроении.

– Ну, друзья, мне повезло отчасти благодаря вам. Так что буду приносить вам по нескольку кварт лучшего вина, в знак признательности. А сейчас мне нужно найти помощника среди молодых пленников.

– Смотри не греши, как Мустафа! – прокричал ему вслед Джованни, когда Паоло был уже на полпути к выходу.

– Не беспокойтесь! Я слишком люблю женщин, а теперь смогу свободно ходить по улицам, когда не буду занят в таверне!

Прошло пять недель. Как и предсказывал Александр, все это время Жорж и Джованни не могли вставать. Первые шаги оказались чрезвычайно болезненными и не столько из‑за ран, которые хорошо затянулись, сколько из‑за того, что мышцы ног ослабли и не выдерживали напряжения. Целую неделю беглецы ковыляли только по тюрьме, поддерживаемые друзьями, потом – опираясь на палки, и наконец смогли ходить без посторонней помощи. Именно тогда Джованни приказали явиться в Дженину.

Солнце стояло высоко, и муэдзин только что призвал правоверных на полуденную молитву. У Джованни дрожали ноги и трепетало сердце, когда он, преодолевая боль, брел во дворец паши. Он прекрасно понимал, зачем Ибрагим вызвал его. Едва он вошел в приемный зал дворецкого, как лицом к лицу столкнулся с евреем‑эмиссаром, который вернулся из Италии. Мужчины молча смотрели друг на друга. Вскоре появился Ибрагим и на удивление любезно поприветствовал Джованни.

– А, синьор Да Скола! Как приятно снова вас видеть! Рад, что вы снова можете стоять! Но не стойте слишком долго, вы еще слишком слабы!

Джованни подождал, пока сядет хозяин, и только потом сам опустился на подушки.

– Вы помните Исаака, не так ли?

Джованни кивнул.

– Сегодня утром наш друг вернулся из путешествия в Италию и рассказал мне обо всем, что ему довелось увидеть и услышать за то время, пока он вел переговоры об освобождении некоторых пленников.

Дворецкий помолчал немного, поглаживая бороду, затем с наигранным удивлением продолжил:

– Похоже, вам не слишком хочется услышать, что он о вас узнал.

Джованни опустил глаза. Он понял, куда клонит сановник, и решил его опередить.

– Я знаю, что обманул ваше доверие. Знаю, что меня ждет кара еще более суровая, чем наказание, которое я вынес. Но уверен, на моем месте вы поступили бы так же, чтобы избежать галер. Разве человек не способен на что угодно, чтобы избежать возвращения в ад?

Ибрагим пристально посмотрел на юношу.

– Почему «возвращения»?

– Несколько лет назад в Венеции меня приговорили к ссылке на галеры за то, что я убил на дуэли дворянина, будучи, как вы уже догадались, простым крестьянином, – признался Джованни.

– Как случилось, что калабрийский крестьянин дрался на дуэли с аристократом‑венецианцем?

Джованни снова потупил взгляд.