Вскоре Джованни понял, что в Аль‑Джезаире существуют две раздельные еврейские общины. Одни евреи жили в стране уже много веков, переняв арабский язык и культуру. Среди них были портные, вышивальщики и ювелиры, ростовщики. Других называли «свободными евреями» или «ливорнцами», они недавно перебрались сюда из Европы, и с ними, благодаря их богатству и связям, обращались чуть лучше. Большинство из них были торговцами или банкирами. Как и повсюду в Оттоманской империи, евреи обладали статусом дхимми, защищенного меньшинства, который давал им возможность жить, не боясь за свою жизнь или имущество. Конечно, взамен приходилось платить огромные налоги. Есфирь сказала Джованни, что все равно в Аль‑Джезаире с евреями обращаются хуже, чем с рабами. Поэтому Малек всегда отправлял за покупками в город слуг‑мавров, а не евреев.

Джованни также познакомился с жизнью обитателей касбы. Улицы считались общественным местом, на них, узких, темных и заполненных людьми, гуляли, встречались, покупали и продавали. Дом же, в свою очередь, был местом приватным, предназначенным для семьи. Это укромное, часто довольно темное пространство полностью отгораживалось от внешнего мира, так как на улицу выходили только крошечные амбразуры на верхних этажах, из которых можно было глядеть, не опасаясь быть обнаруженным. В соответствии с мавританскими обычаями дома строились вокруг внутренних двориков – колодцев света, где росли душистые растения, били фонтаны и располагались бассейны. Каменные или мраморные лестницы вели на верхние этажи, а спальни соединялись коридорами, окружавшими патио. На крышах устраивали террасы, залитые солнцем площадки для общения, приватного и публичного. Там играли дети, а женщины вывешивали выстиранное белье, переговариваясь с соседками.

Первые две недели Джованни не выходил в город. Юноше нравилось подниматься на террасу перед закатом и проводить там какое‑то время, любуясь городом и слушая его звуки. Он смотрел, как постепенно меркнет свет на крышах домов, теснящихся на склонах, медленно переводил глаза с террасы на террасу, которые спускались к морю, словно ступени гигантской лестницы. Аль‑Джезаир мало‑помалу очаровывал Джованни.

Примерно два раза в неделю он обедал с хозяевами, и их беседа, всегда приятная и интересная, затрагивала самые разные темы. Елизар рассказывал о детстве, проведенном в Кордове, и о том, как их семью изгнали, когда ему было всего шесть лет. Католическая королевская чета приказала евреям покинуть пределы страны, и в один день все их имущество было изъято. Отец Елизара уже занимался банковским делом, и ему не составило труда осесть в Аль‑Джезаире. Елизару нравилось путешествовать по Европе, и он, когда вырос, решил поселиться в Болонье. Там он женился в первый раз, но его жена, Рахиль, заболела и умерла, не оставив потомства. Какое‑то время он вдовствовал, унаследовав отцовские банки и создав новые. Затем, когда Елизару уже исполнилось сорок, женился на Батшеве, матери Есфирь, вернулся в Аль‑Джезаир, где и обосновался со своими книгами, чтобы больше времени посвящать изучению каббалы. После трагической смерти жены он решил жить вдвоем с любимой дочерью.

С самого детства Есфирь сопровождала отца во многих поездках. Отец, пользуясь тем, что они много времени проводили в Европе, познакомил ее с известными художниками и учеными, а в Алжире у Есфирь был учитель, который обучал девушку греческому и латинскому языкам, а также философии. Елизар лично преподавал ей древнееврейский, Талмуд и каббалу. Поэтому Есфирь, достигнув двадцати лет, была необыкновенно образованной девушкой. Но Джованни открыл в ней и другие таланты.