Служанка кивнула и снова ушла на кухню.

– Письмо не лгало, – сообщил дож. – Мы нашли рапорт капитана корабля о происшествии, а несколько членов команды признали в Да Сколе того самого крестьянина. Так или иначе, шрамы на его спине говорят сами за себя.

– А… а что сказал Джованни? – спросила Елена, побледнев.

– Доказательства столь неопровержимы, что он счел за благо во всем сознаться. Но, по его словам, приезд в Венецию не имеет никакой связи с тем случаем из прошлого. Лично я сомневаюсь, но это не так важно. Гораздо хуже другое…

Дож осушил большой бокал вина и продолжил:

– Ему дорого обойдется то, что он выдавал себя за дворянина, не являясь таковым. Было нарушено одно из главнейших правил дуэльного кодекса, и потому обвинение против него становится обвинением в убийстве.

Елена прижала ладони ко рту, но не смогла сдержать крик. Она посмотрела в глаза прадеду.

– Что же с ним теперь будет?

Андреа Гритти с глубоким вздохом отвел взгляд.

– В подобных случаях наши законы категоричны, – сказал старый дож Виенне, и его лицо посуровело. – За убийство аристократа простолюдина приговаривают к смерти через сожжение или повешение… по его выбору.

Суд над Джованни Траторе длился два дня. Елену вызывали свидетельницей. Она впервые увидела Джованни после трагедии, влюбленные обменялись долгим взглядом, но не смогли сказать друг другу ни единого слова. Елена так горячо защищала обвиняемого, что сердца судей дрогнули. К сожалению, венецианский закон не принимал во внимание смягчающие обстоятельства, и потому Джованни должны были или признать виновным и приговорить к смерти, или оправдать, что не представлялось возможным. После часового обсуждения трое судей вернулись в зал, чтобы объявить о своем решении, и приказали ввести Джованни. Он шагнул вперед; по сравнению с двумя стражами по бокам юноша казался совсем хрупким. Елена присутствовала в маленьком зале суда вместе с остальными участниками дела. Когда старейший из судей заговорил, в зале воцарилось тяжелое молчание.

– Джованни Траторе, вы признаны виновным в убийстве Томмазо Луиджи Гримани и приговариваетесь к смерти.

Родители Томмазо зааплодировали. Елена сидела с каменным лицом, не отводя глаз от Джованни, который встретил приговор совершенно безучастно. Елена знала, что еще остался последний путь избежать костра или виселицы: помилование дожа. Несмотря на все мольбы девушки, старик ничего не обещал, опасаясь, что подобный поступок не только расценят как покровительство родственникам, но он может привести к разрыву отношений между его семьей и более могущественными Гримани. Елена затаила дыхание.

– Тем не менее, – продолжил судья, – принимая во внимание характер оскорблений, высказанных жертвой в адрес синьорины Елены Контарини, и учитывая хорошую репутацию, которую вы снискали в нашем городе, дож и Верховный суд Венеции решили даровать вам помилование. Смертная казнь заменяется пожизненной ссылкой на галеры. Приговор вступает в силу с завтрашнего дня. Слушание дела закончено.

Гримани запротестовали. Елена упала на грудь Агостино и разрыдалась. Затем бросилась к Джованни, которого выводили из зала суда. Она оттолкнула судью, увернулась от пытавшегося задержать ее стражника и схватила Джованни за рукав. Он обернулся. Прежде чем солдаты успели что‑либо сделать, Елена запечатлела на устах юноши страстный поцелуй. Пока стража пыталась оттащить Елену, Джованни сорвал с шеи крохотный ключик, сунул в руку девушки и прошептал:

– У меня в шкафу лежит конверт, его нужно передать Папе лично, это очень важно…

Прежде чем Джованни успел произнести что‑либо еще, солдаты выволокли его из зала суда. Елена, которую едва удерживали трое мужчин, прокричала ему вслед:

– Я буду тебя ждать!.