Пышноус подошел к своему наставнику и прижался к его зловонному косматому боку своим гладким боком.

— Мне очень жаль, — сказал он, оборачиваясь к Синегривке. — В последнее время его мучают кошмары. Наверное, малыши разбудили его как раз посреди одного из таких жутких снов.

— Кошмары? — проскрипел Гусохвост. — Не было у меня ничего такого! Кошмар начался, когда я открыл глаза и увидел эту дрянь! — он оскалил желтые зубы на Когтишку. — Прочь отсюда, чудовище!

— Сейчас я его успокою, — ласково проговорил Пышноус. — Отведи котят в детскую, Синегривка.

Малыши уже забрались в глубь папоротникового туннеля и замерли в тени, растерянно оглядываясь назад. Синегривка повернулась и погнала их дальше.

— Что мы сделали плохого? — прошептала дрожавшая от страха Снежинка.

— Ничего, — твердо ответила Синегривка. — Просто Гусохвост очень-очень старый кот, и ему порой мерещится всякая ерунда.

— Ничего мне не мерещится! — прокричал старик им вслед.

Синегривка обернулась и увидела, что Гусохвост указывает грязной лапой на Когтишку. Нитка слюны свисала из пасти старика, а плешивые уши были прижаты к макушке.

— Держите эту тварь подальше от меня!

Глава VII

Солнце с каждым днем светило все мягче, а сочная зелень леса все заметнее угасала, выцветая до желтых и золотых красок Листопада. Упавшие листья устилали землю, хрустели под лапами Синегривки и горько пахли увяданием. Птицы звенели в ветвях, а белки без устали пополняли свои запасы, чтобы пережить долгие дни Голых деревьев.

Но сейчас Синегривку не интересовала дичь. Куча была полна, границы безопасны. После суеты и писка детской ей хотелось побыть одной в лесной тишине. Синегривка заметила, как Белогривка тяжело вздохнула ей вслед, когда она выходила из ходящей ходуном детской. Белогривка безумно любила Белыша, но страшно скучала по радостям воинской жизни. Синегривка видела, с какой тоской ее сестра провожала взглядом приходящие и уходящие патрули и как она то и дело грустно поглядывала на выход из лагеря, совсем как в те дни, когда они были котятами.

— Почему Остролап ходит и на охоту, и в патрулирование? — спросила она накануне у Синегривки. — Вообще-то, это не только мой, но и его котенок!

— Но он же не может кормить Белыша, — напомнила сестре Синегривка. Она ласково дотронулась носом до щеки сестры. — Очень скоро Белыш сможет есть мясо, и тогда ты сможешь ненадолго оставлять его с Зарянкой и Пестролапой и уходить на охоту.

Белогривка тяжело вздохнула.

— Ах, но я же буду так скучать по своему малышу!

Синегривка с трудом подавила приступ раздражения. Кажется, Белогривка сама хотела котенка! Никто не заставлял ее торопиться.

— Отлично, Златолапка! — раздался с вершины склона радостный крик Дроздовика.

Ветка над головой Синегривки закачалась.

— Смотри, Синегривка! — завопила Златолапка, глядя на нее сквозь листву. — Я сейчас заберусь на самую вершину.

— Осторожнее, — предупредила Синегривка.

Златолапка с каждым днем становилась все более и более бойкой и уже почти сравнялась с братом в силе и отваге.

— Будь внимательнее! — закричал Дроздовик, стоявший у корней дерева.

— Где Рябинка? — спросила Синегривка, удивившись тому, что опытная воительница оставила свою ученицу без присмотра.

— Ей что-то попало в глаз, и она пошла к Пышноусу, — ответил Дроздовик, не сводя глаз с юркой светло-рыжей фигурки, пробирающейся сквозь листву.