— Возможно, — государь пристально посмотрел мне в глаза. — Но для миллионов людей иногда была важна единственная фраза, сказанная одним пророком.

— Только если они были готовы услышать ее, ваше величество.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул министр двора. Он вопросительно и умоляюще посмотрел на государя.

— Что же, время не ждет, — вздохнул император. — Впрочем, это относится не только к сегодняшней церемонии. Мне очень нужны ваши советы, князь, независимо от того, будут они носить общий характер или окажутся изложением плана конкретных мероприятий. Сейчас настало время действовать.

Государь направился к выходу. Я отошел к окну и облокотился на подоконник. На душе было неуютно. Кажется, судьба снова затягивала меня в круговерть придворных интриг и международных конфликтов. Как тяжело было сейчас опускаться во все эти дрязги. В последние дни мне все чаще вспоминался тот великолепный город, который померещился мне в поместье Гоюна за несколько минут до штурма. Особенно часто мои мысли возвращались к нему после того, что привиделось мне в Гатчинском парке. Душа рвалась туда, где в зелени садов утопали прекрасные дворцы, где кристально чистые реки впадали в лазурное море, где, как казалось мне, нет никакой грязи ни на улицах, ни в сердцах людей. Но именно сейчас, после беседы с императором, я с особой силой ощутил ледяное дыхание тевтонского замка. Казалось, некая сила вновь затягивала меня вниз, в холод казематов, безнадежно удаляла от того прекрасного города. И вдруг передо мной предстало лицо учителя Ма Ханьцина. «Испытание твое и твой последний бой, — словно услышал я беззвучный голос. — Жизнь будет такой, какой ты сделаешь ее. Но на небесные поля не бегут, на них приходят победителями».

«Значит, так тому и быть, — обреченно подумал я. — Видать, мой крест: сделать еще один толчок, один из многих, который поможет пасть тевтонскому замку, а на его месте возникнуть прекрасному городу».

Глава 23

ОТКРОВЕНИЯ

— Ты собираешься к государю? — Юля с дивана наблюдала, как я завязывал галстук-бабочку.

— Да, — ответил я. — Через полчаса совещание.

— Это надолго?

— Часа два, может, три.

— Нет, я имею в виду все это, — Юля обвела рукой комнату. — Мы живем в чужом доме без права выезда. Ты все время ходишь на какие-то совещания. То с министром иностранных дел, то с министром обороны, а то и с самим государем.

— Мы живем в царском дворце, — улыбнулся я. — Выезжать отсюда нам нельзя, потому что это опасно. Не думаю, что это продлится долго. Потом мы уедем.

— Куда?

— Подумаем, — я отошел от зеркала и подсел к ней. — Может быть, на Таити.

— На Таити? Почему именно на Таити?

— Потому что это райский остров... и он дальше всего от Петербурга.

— А политику бросишь?

— И даже с удовольствием. Она еще обременительнее бизнеса.

— Почему?

— Потому что в бизнесе надо только не попасться на нарушении закона, а в политике еще и обернуть корыстные интересы в фантик заботы об общественном благе. А я не люблю притворяться. И никогда не любил.

— А если не притворяться? — усмехнулась она.

— Тогда будешь терпеть неудачи, потому что люди не любят видеть вещи такими, какие они есть. И они не прощают тем, кто им показывает истинную суть вещей. Но моя проблема глубже. У меня нет корыстных интересов в политике, а значит, мне незачем туда идти.

— А если с бескорыстными интересами? Почему бы, скажем, не сделать людей счастливее?

— Зачем? Человечество само создает себе условия для жизни. Каждая страна, каждый народ, каждая семья пожинает плоды того, что было сделано прошлыми поколениями.