Изменить размер шрифта - +

— Но ведь тебе показывают его. Ты сам сказал.

— Да. Тут дело в другом. Я увидел тысячи вариантов того, что может случиться, того, что смогло бы случиться. Я знаю, что будет, если Гоюн проиграет и если выиграет. Я знаю, что было бы, если бы Корнилов погиб в восемнадцатом году и как бы развивались события, если бы Святополк победил Ярослава Мудрого.

— И что?

— Ничего. Это бег по кругу. Внешне изменения могут показаться глобальными... но они не меняют суть. Человек остается человеком со своими слабостями, предрассудками, ошибками.

— А что тогда меняет суть?

— Отношение к жизни. Не так важно, одет ты в восточный халат или европейский костюм, живешь в тоталитарной стране или демократической. Важно, как ты относишься к себе и к миру, готов ли сам принимать решения и отвечать за последствия своих поступков. Важно не делать другому того, чего не хотел бы для себя. Только это по-настоящему изменит жизнь. Ни один диктатор не сможет поработить истинно свободолюбивый и трудолюбивый народ. Никакая демократическая система, никакие технологии и образование не помогут достичь хорошей жизни ханжам, ворам и убийцам. А пока люди остаются ханжами, ворами и убийцами, они только переливают из пустого в порожнее. Здесь процветание, там кризис. Великая Россия и развалившиеся США, великие США и нищая Россия — общая сумма так и будет неизменной. Старые лидеры будут превращаться в аутсайдеров, и наоборот. Революции романтиков против диктатур приведут к власти воров, а потом и новых диктаторов. Люди будут до бесконечности проходить через все это, пока не прекратят вырывать друг у друга кусок. Зато когда они научатся любить друг друга и ценить чужую свободу, когда начнут работать вместе, жизнь на планете станет такой прекрасной, что мы и представить себе не можем.

— Тебе тоже показали это? — тихо спросила Юля.

— Да.

— Когда это... может наступить?

— В любой момент, как только человечество опомнится... Могло быть, две тысячи лет назад. Могло быть уже сейчас. Может, через тысячу лет. Может, и никогда.

Мне показалось, что в глазах у Юли появились слезы.

— Но может, стоит объяснить это людям? — спросила она.

— Им объясняли уже тысячу раз, — вздохнул я, — и великие пророки, и мелкие философы. Подумай, каких банальностей я сейчас наговорил! «Возлюбите друг друга», «не желайте зла ближнему своему», «не убей, не укради»... Неужто никогда не слышала? На тебя это произвело впечатление только потому, что я сказал, будто видел в грезах совсем иной, лучший мир, где соблюдение этих заповедей принесло плоды. Но у каждого нормального человека есть его собственный опыт, и он знает, что его постоянно обманывают, используют и обкрадывают. И он знает, что для того, чтобы добиться чего-то в этой жизни, надо обманывать, подчинять, воровать. Опыт — все, грезы — ничто. Так что если я в очередной раз повторю то, что все уже слышали, ничего не изменится.

— Это ты тоже видел?

— Нет... Это уже мой опыт. И это как раз то, что хорошо понял Гоюн.

— Гоюн? Он что, тоже видел будущее?

— Возможно.

— Но ведь он другой, совсем другой.

— Он стал другим. Представь себе, человек видит, что цивилизация зашла в тупик. Он видит несправедливость и понимает, как можно все изменить. Он идет со своей проповедью к людям — и его осмеивают. Он понимает, что словами ничего не изменить. И он начинает действовать. Лучший способ заставить людей мыслить по-иному — это ввергнуть их в пучину хаоса. Вывод прост. Надо сыграть на чувствах недовольных и организовать международный конфликт, нечто вроде мировой революции обиженных. Это просто, ведь каждый человек чувствует себя кем-то несправедливо обиженным. Надо только суметь сыграть на струнках, а мастер это умеет.

Быстрый переход