Сложно изменить что-то в жизни.
— Вот Гоюн и говорит о том, что для того чтобы изменить мир, надо изменить свое отношение к жизни. Если люди начнут мыслить иначе, обратятся к добру, то мир станет лучше.
— Справедливо. Только не пойму, как господин Андрей сумел из этого сделать вывод, что нападение на князя Юсупова улучшит мир.
— Он говорил, что есть люди, которые никогда не начнут работать во имя всего человечества.
— Это он тоже прочитал у Гоюна?
— Не знаю.
— Как это не знаешь? Разве ты не читала его трудов?
— В учении «Небесного предела» существуют разные ступени посвящения. Андрей был допущен на более высокую, чем я.
— Вот как?! О таком я не слышал. Что-то очень напоминает секту.
— Может быть. Но в школе «Небесного предела» говорят, что некоторые знания могут быть доверены только подготовленным людям.
— Логично, — я снова усмехнулся. — Старине Гоюну не откажешь в здравомыслии.
— Разве это не типично восточный подход к обучению? Ведь ты учился в Китае.
— Ты изучила мою биографию?
— Да, немного. Я смотрела публикации о тебе в Интернете.
— Давно?
— Нет. После того случая в «Максиме».
— И что там интересного?
— Много сплетен. Про твою бывшую жену немного. Почему вы расстались?
— Разве этого не было в биографии?
— Было, но я не поверила.
— И правильно сделала. Истинные причины всегда не на поверхности.
— Но все-таки, почему вы расстались?
— Не стоит ворошить прошлое, Юля. Это уже пройденный этап.
— Но может быть, о нем стоит знать, чтобы не обжечься в будущем, — Юля хитро посмотрела на меня.
— Чтобы не обжечься в будущем, лучше не приближаться к моей бывшей жене. Человек, полный злобы и жажды мести, опасен для всех.
— Твоя бывшая жена во всех интервью рисует тебя просто дьяволом во плоти, а ты вообще не отвечаешь на вопросы о своем разводе.
— Это ты верно заметила. Неужели во всей моей биографии тебя заинтересовал лишь мой скоротечный брак и громкий развод?
— Если честно, самое интересное — это твоя жизнь в Китае. Но о ней почти нет сведений. Сказано только, что ты в восемьдесят третьем году закончил Пекинский императорский университет и вернулся в Петербург после гибели брата в девяностом. Все. Даже непонятно, что ты делал семь лет после окончания университета.
— Я работал в представительстве нашей корпорации в Азии, потом возглавлял его.
— И все?
— Нет, конечно. Жизнь богата и удивительна, всего и не расскажешь.
— Но о тебе не сказано вообще ничего.
— Тем лучше. Не придется оправдываться за былые поступки и слова. Человек постоянно меняется. И тем противнее, когда какой-то журналюшка ради красного словца постоянно тычет тебе под нос то, что ты говорил или делал десять лет назад.
— Ты считаешь, что человек не отвечает за свои прошлые слова и поступки?
— Отвечает, но только перед собой и теми, кого это касается непосредственно. Постоянно оправдываться и каяться перед всем миром не нужно.
Она помолчала.
— Я понимаю, о чем ты хотела спросить, — сказал я. — Имею ли я какое-то отношение к Гоюну?
— Если честно, да, — оживилась она.
— Мы с ним не встречались, — ответил я. — Хотя он жил в Пекине, когда я учился там. Более того, мы занимались у одного наставника ушу. Но он покинул эту школу раньше, чем я пришел в нее.
— Вы занимались ушу у одного учителя?! — воскликнула она.
— Ушу, то есть боевым искусством.
— Но ведь в Китае оно неотделимо от духовных практик. |