Выбросив какие-то сигналы, катер пошел впереди нашего парохода, показывая дорогу через минные поля. Мы медленно плелись следом за ним, приближаясь к Севастополю. Перед глазами будто запусти в обратном порядке кинопленку двадцатилетней давности. Вот, по правому борту осталась за кормой бухта Стрелецкая, где у причалов во множестве стоят такие же катера, как и наш провожатый. И вот главная база Черноморского флота, на якорях корабли, много кораблей.
Приглядевшись мы ахнули от удивления. Ближе всех к выходу в море на бочке стоял авианосец под андреевским флангом, огромный, как плавучий ипподром. Чуть дальше, прямо за ним на якорях стоял линкор, построенный еще в те времена, — "Севастополь"! — вздохнул один из нашей компании, бывший морской офицер. Справа от нас у причала один за другим, носом в сторону моря, стояли два крейсера. Один под боль…, простите, советским флагом назывался "Молотов", а над другим развевался андреевский стяг, и название кораблю было "Адмирал Ушаков". Правда от такого пасторального соседства красных и белых, простите, веяло такой нарочитостью, что невольно вызывало подозрения.
Кроме того, название корабля под андреевским флагом было написано по правилам новой орфографии. И кроме всего прочего, что это за восемь наклонных труб, стоят у него между рубкой и носовой башней. Я хотя и не моряк, но мне показалось странным то, что все "новые" корабли под андреевским флагом, и те, что стоят в Северной бухте Севастополя, и те, что мы встретили в Средиземном море, все они имеют эти странные "украшения". Причем, ни на одном корабле красной, простите, Черноморской эскадры, такого "украшения" нет. Загадка, над которой ломают головы не только такие сухопутные крысы как я, но и кадровые военные моряки.
Буксир ткнул нас под скулу, разворачивая поперек фарватера. Вон кусок причала, оцепленный солдатами, рядом рядами стоят крытые грузовики и даже автобусы. Нас явно ждут, слышен лай собак… Куда мы попали, господи!? Неужели слова — "мы предупредим кого надо", означали вот это?
Команда вывалила кранцы, еще минута, и на берег брошены швартовы. Брошен якорь, и пароход замер, возможно, на своей последней стоянке. Мы все совершенно пали духом — неужели наше стремление положить живот на алтарь отечества оказалось глупым смешным и совершенно не нужным поступком? Зачем так с нами?!
К нашему удивлению, к нам наверх по трапу быстро поднялся очень подвижный, несмотря на солидный возраст, красный офицер. Седоватая бородка, прищуренные умные глаза. Кого-то он мне напоминает, никак не могу вспомнить. Сопровождавший его советский пограничный чин, как то уж слишком привычно поздоровавшись с капитаном Трикуписом, ушел вместе с тем в рубку. Неужели старый лис и до войны ходил в СССР, обделывая свои темные делишки. Неудивительно, что здесь его знает каждая пограничная собака.
Пожилой господин некоторое время оглядывал нашу компанию, покачиваясь с носка на каблук. Потом это занятие ему видно надоело, и он заговорил, — Доброе утро господа соотечественники, и добро пожаловать в СССР. Я, гвардии майор Тамбовцев Александр Васильевич, начальник учебного центра Особого назначения Резерва Главного командования. На ближайшие три месяца я для вас и царь, и бог, и воинский начальник, а также и проводник по так называемому "большевистскому аду".
— Учебного центра?! — присвистнул кто-то в толпе, — А что это такое?
Майор Тамбовцев усмехнулся, — А вы думали, господа, вам с ходу вручат винтовку и бросят в бой? Говоря словами одного известного персонажа, — не дождетесь! — он обвел нас прищуренным взглядом, — Нет, господа бывшие офицеры, вас будут учить современному военному делу самым настоящим образом. По-суворовски, до седьмого пота и кровавых слез. Вы будете падать на койку совершенно без сил, чтобы через пару часов снова вскочить с нее по команде сержанта, потому, что поступила новая вводная. |