8 февраля 1942 года. Полдень. Москва, Кремль.

Помощник и личный представитель президента США Гарри Ллойд Гопкинс.

Вот уже трое суток, я и мои люди мечемся по необъятной России, собирая для Френки всю необходимую информацию, на основании которой он сможет принять то самое "Единственно Верное Решение". Наша делегация облазила эти чертовы русские прерии, промерзла насквозь и насквозь же пропиталась запахом смерти. Мне навсегда запомнится дорога Славянск — Сталино, по которой брели тысячные толпы немецких пленных, охраняемые немногочисленными кавалеристами, совершенно монгольского вида, на низких мохнатых лошадках. Тут же аккуратные штабеля трупов в фельдграу, сложенные их же товарищами из похоронных бригад. Повсюду мы видели кладбища сгоревшей немецкой техники.

Но мы видели не только это. Мы бродили по обугленным руинам Сталино, еще пахнущие сгоревшим тротилом. Мы знакомились с победителями. Я видел русских солдат во время своего прошлого визита в Россию, и должен вам сказать, что сейчас совсем другие. О нет, они не походили на бравых солдат с вербовочного плаката, они были чертовски уставшими, многие в бинтах… Я долго не мог вспомнить, кого они мне напоминали… Потом я вспомнил! Средневековая картина, святой Георгий стоит, попирая ногой шею убитого дракона. Он изранен и устал, его оружие иззубрено, но дракон мертв. Он победитель. Так же и эти бойцы, разгромившие и уничтожившие две германские армии, после чего (как нам уже доложили) в Германии был объявлен недельный траур.

— Ну, что скажете, Джеймс? — тихо спросил я полковника Рэндолла, когда наша машина разминулась с идущим по дороге русским батальоном.

— Сэр, — так же тихо ответил он мне, — это пока не Старшие Братья, но они ими непременно будут. Обратите внимание, как много у них трофейного оружия и особенно пулеметов. И учтите, это была первая немецкая армия, полностью уничтоженная в ходе этой злосчастной войны. Полякам и французам в 39-м и 40-м годах не удалось ничего подобного. Те же русские в течение лета отчаянно сопротивлялись, иногда отбрасывая зарвавшиеся немецкие части контрударами, но иначе как катастрофой итоги той кампании назвать нельзя. Контрнаступление по Москвой было несомненным успехом, но решительной победы в этой операции Сталину достичь не удалось. Немцам удалось отступить в относительном порядке, и закрепиться на рубежах, не таких уж далеких от большевистской столицы. Хотя, — полковник кивнул головой в сторону оставшегося за нашими спинами батальона, — кто-то из этих солдат непременно мог встретиться со Старшими Братьями. Говорить с ними о своих военных делах, пожимать руку, пить чай, как это принято у русских, из одного котелка…

— Джеймс, — спросил я его, — вы считаете это инфекцией?

— Почти, — ответил мне он, — только инфекции не биологической, а скорее идейно-информационной. Ведь что такой большевизм? Это своего рода идейно-информационный вирус, который заставляет своего носителя совершать невозможные вещи. Есть народы подверженные к воздействию этого вируса, а есть устойчивые. Русские относятся к первым, а мы, англосаксы, ко вторым. Немцы стоят как раз посредине. Но у них, по счастью, свой набор вирусов. Борьба против союза большевистской России и большевистской Германии была бы для нас безнадежной. И вообще, картина распространения таких идей, как христианство, ислам, большевизм, фашизм, имеет сходство с течением эпидемии. Только вот, заболевшие при этом не всегда делаются слабее, в некоторых случаях наоборот. Старшие Братья, это своего рода супербольшевики.

— Откуда вы все это знаете, Джеймс? — без всякой задней мысли спросил я, и добавил, — Как вы думаете, у нас, у американцев, есть свои Старшие Братья?

— Что касается эпидемий, — улыбнулся полковник Рэндолл, — в наш подлый ХХ век и они тоже могут быть оружием.