Иоанна Хмелевская. Проселочные дорогиПани Иоанна - 6
От Тересы, моей канадской тётки, пришло письмо. Не бог весть какое событие, писем от неё приходило немало, но в этом уточнялось время приезда в Польшу на лето. Уже давно тёткины письма были преисполнены тоской по волнующимся под лёгким ветерком бескрайним нивам и жаворонкам, чирикающим в голубой выси. Ну и наконец тётка решилась. Самолёт, доставляющий группу канадских поляков и нашу Тересу, прибывал в аэропорт Окенче четырнадцатого июня в полвосьмого утра. Наше семейство охватила тихая паника. Заграничную родственницу хотелось принять как можно лучше, а кто знает, какие прихоти могут прийти в голову особе, развращённой воздействием загнивающего капитализма. Сложности возникали буквально на каждом шагу. — Езус-Мария, Святой Юзеф! — вздыхала моя мама, старшая сестра Тересы. — Чем мы её станем кормить? Когда она приезжала последний раз, то ела только одну нежирную ветчину. Где я ей возьму нежирную ветчину? — А жирная найдётся? — ехидно поинтересовалась моя вторая тётя — Люцина, родная сестра мамули и Тересы. — Если найдётся жирная, то ведь жир можно и отрезать… Моя третья тётя — Ядя, сестра отца, женщина нрава тихого, с ангельским характером, высказала робкое предположение — может, Тересу удастся прокормить обезжиренным творогом? Его ведь купить легко… Мой отец по простоте душевной предложил кормить тётю Тересу телятиной и тем самым смертельно оскорбил мамулю, которая такое предложение не могла расценить иначе как издевательство. К дискуссии подключились дальние родственники, каждый со своими предложениями, но ничего путного никто из них так и не посоветовал. Лично я участия в дискуссии не принимала, не до того было. Мне предстояло решить проблему значительно более важную — встретить тётю Тересу на своей машине, а поскольку прибывала она в несусветную рань, необходимо было прибыть к этому времени в аэропорт, и желательно совсем проснувшись. Правда, был в моей жизни период, когда приходилось рано вставать. Тогда по всей Польше архитектурно-проектные мастерские обязаны были начинать работу в шесть утра. К счастью, период этот продолжался недолго, до тех пор, пока один из столпов нашей профессии на одном из очень важных совещаний в верхах в присутствии очень высоких должностных лиц не заявил, что шесть утра — время на редкость неудачное: доить коров уже поздно, доить архитекторов ещё рано. Заявление было принято к сведению, начало работы мастерских перенесли на более позднее время. Однако с той поры прошло пять лет, а за эти годы я как-то привыкла встречать рассветы, так сказать, с другой стороны. За оставшееся до приезда тётки время пришлось потренироваться, в результате тренировок я кое-как приучила себя к раннему вставанию, и в урочный день, четырнадцатого июня, в семь пятнадцать уже была готова выйти из дому. Телефонный звонок заставил меня вернуться от входной двери. Звонил отец. Он узнал, что самолёт канадских авиалиний прибывал сегодня не в полвосьмого, а в десять пятнадцать. В аэропорт я прибыла в десять двадцать. Ехала спокойно, никакие предчувствия не омрачали мою душу. Машину припарковала с задней стороны большой стоянки и отправилась в здание аэровокзала, где по очереди отыскала отца, тётю Ядю и Люцину. Мамы не было. — Твоя мать сидит в туалете у меня в квартире, — удовлетворила моё любопытство Люцина. — У неё на нервной почве расстройство желудка. Я велела ей там и оставаться, лучше уж нужник в моей квартире, чем здесь, в аэропорту. Ты знаешь, во сколько она заявилась ко мне? Зная собственную родительницу, я предполагала, на что она способна, и поэтому с лёгким беспокойством произнесла: — Рано, наверно? А что? — Ну вот скажи, сколько, по-твоему, нужно времени, чтобы добраться от меня до аэропорта? Люцина жила на территории аэропорта, там, где заканчивалось взлётное поле и постройки, у автобусной остановки. |
