— Какого корейца? Какого еще корейца?! — взорвался Круглый Павлик. — Прошлый раз айзергуда мне шили.., вашу мать.., и сейчас…

— Заглохни, — жестко оборвал его Колосов. —Недалеко от того места, где вы остановили и ограбили автобус, найден труп пассажира. Зверски изуродованный, раздетый, обобранный (Колосов, вспомнив главном капитале наркокурьера, произнес последнее прилагательное с особым ударением). И улик мы там изъяли достаточно, чтобы тебе и твоим недоноскам предъявить обвинение в убийстве. — Какие улики? Какое обвинение? Какой еще кореец?! — Свайкин затравленно оглянулся на дверь. — Что ты мне снова лепишь? Ты.., да я с тобой… Прокурора давай сюда мне, следователя! А с тобой… Да не буду я с тобой говорить, понял — нет?!

— Не ори, Паша. Прокурор с тобой будет разговаривать, но только после того, как ему на стол ляжет твое чистосердечное признание.

— Что ты надо мной издеваешься? — Свайкин понял, что ором и истерикой с этим «убойщиком» не возьмешь, и решил применить иную тактику:

— Я же поклялся: мы и пальцем никого не тронули! Ни разу, ну! За правило взяли: без мокрухи. Да и зачем, Господи? Они ж как овцы — и так все суют, только ствол покажи… И парни мои — Ванька вообще крови не переносит, куренка в деревне у матери зарезать не может… Ты скажи толком, что вы на нас сейчас вешаете такое?

— Сначала, Паша, ты мне толком, хоть и приватно, без протокола, скажешь, как было сегодня утром дело. Не маленький, должен понять — при таком задержании, с таким поличным, — при этих хвастливых словах Колосова Свайкин со скрежетом зубовным вспомнил, как менты изымали у них на дороге оружие и награбленное, — сел ты на этот раз крепко. И проверить мне твои враки — пара пустяков. Говоров-то старший ваш — наркоголик конченый. Шприц только покажи — сдаст всех вас и еще слезы будет лить, что сдавать больше некого.

— А что ж ты сейчас его о мокрухе не спрашиваешь? — находчиво ввернул Свайкин. — Чего ж опять меня мучаешь?

— А его следователь себе забрал, — равнодушно сообщил Колосов. — Там уже протокол пишут. У следователя производственный процесс ни минуты не буксует, это мы с тобой все тары да бары разводим, а там уж признательные показания строчат во все лопатки. И к тому же.., тот пистолетик-то у тебя был, Павлик.

Свайкин мрачно хмыкнул. Но еще более получаса потребовалось, чтобы он нехотя, но все же начал откровенничать об утреннем эпизоде.

В принципе, его показания мало расходились с показаниями потерпевших челноков, но так как Колосов их не слышал, то внимал Свайкину, не перебивая. И, лишь когда тот дошел до момента, когда водитель автобуса закрыл двери, заперев налетчиков в салоне, начал задавать вопросы:

— А где именно находился каждый из вас, когда двери закрылись? Ты вот где был?

— Впереди. Ну, когда этот задрыга сам напросился… Я ж пугнуть его только хотел, не убивать же!

— Твое счастье, что не в голову шоферу пуля попала, Паша. А где братья Говоровы были?

— Эти сзади. Там баба еще орать начала, точно ее режут. Потом.., потом он дверь открыл, мы и выскочили,

— А кто женщину ударил в подбородок? — Только не я. Я не видел кто. Вообще не видел, что ее ударили. — Ты через какую дверь выходил?

— Как через какую? Переднюю — я ж там стоял!

— А Говоровы?

— Следом за мной.

— И что было дальше?

— Ничего. Сели в тачку и дернули.

— Только вы? И Васильченко за рулем четвертый? А кореец?

— Сиять двадцать пять, начальник! Какой кореец? — Бритая макушка Круглого Павлика начала наливаться кровлю.