— Проклятье! — бормочет Джейни. — Я не могу здесь оставаться.
— Иди, — говорит мисс Стьюбин.
На мгновение их руки встречаются. В отчаянии глядя ей в глаза, Джейни пытается сказать мисс Стьюбин, что больше не вернется.
Но не уверена, что ее услышали.
Однако времени у нее нет. Пора убираться, пока она снова не угодила в ловушку.
Джейни концентрируется и, собрав все силы, прорывается сквозь барьер сна.
* * *
Она лежит на полу, не чувствуя своего тела. Ее трясет, перед глазами пелена. А из головы не выходят душераздирающие мольбы Генри и лицо мисс Стьюбин.
Как же это тяжело.
Как невыносимо тяжело прощаться навсегда.
* * *
Наконец, едва придя в себя, Джейни кое-как заползает на кресло рядом с кроватью Генри. Болит все, не только каждый сустав, но даже зубы, и ей остается лишь гадать, что же такое происходит с телом, когда она оказывается в подобном кошмаре.
* * *
Впрочем, сейчас это не имеет значения.
С кошмарами покончено.
* * *
Чтобы поскорее избавиться от противной дрожи, Джейни заворачивается в одеяло и с усилием заставляет себя привстать и взглянуть на искаженное болью лицо Генри. Он лежит в позе эмбриона, обхватив голову руками, словно пытается защититься от невидимых чудовищ, взявших его в плен. Джейни тянется к нему. Берет его за руку. Заговаривает с ним.
— Пожалуйста, просто возьми и умри. Ну пожалуйста, — шепчет она снова и снова, уговаривая Генри уйти, а его тайных мучителей — отпустить свою жертву. — Я не знаю, как тебе помочь.
Она закрывает лицо руками.
— Пожалуйста, ну пожалуйста...
Ее слова ритмично колышут воздух, словно ветви ив, что плещутся в прибрежных водах озера Фримонт.
Но Генри не умирает.
Если верить часам, проходит тридцать минут. Здесь, в темной тишине палаты, кажется, что они намертво отрезаны от всего остального мира. Джейни съедает последний сэндвич в надежде хоть немного восстановить силы и начинает разговаривать с отцом, чтобы быстрее проходило время.
Она рассказывает ему про Доротею, тщательно подбирая слова. Незачем Генри знать все подробности в его состоянии. О себе Джейни тоже рассказывает. О том, о чем не решилась бы рассказать никому другому. О своем одиночестве.
Она уверяет Генри, что не держит на него зла за свое детство без отца. Делится с ним подробностями своей тайной жизни. Ведь она тоже ловец снов, как и он. И она понимает его как никто. Он не сумасшедший, и он не одинок. Джейни словно прорвало, она говорит обо всем — о чужих снах, о своей работе, о мисс Стьюбин и о желании отказаться от всего и начать новую, спокойную жизнь, какую вел он.
— Я сделаю то же, что и ты, Генри, — говорит она. — Выберу одиночество. Ты ведь, наверное, даже и не знал, что тебя ждет? Не знал о грозящей тебе слепоте и немощи?
Она говорит, что понимает, почему он так поступил с Дотти. Почему оставил ее, хотя и любил больше жизни. Ей понятны муки такого выбора. Джейни рассказывает ему о Кейбе. О том, как она любит его, какой он хороший, терпеливый. И чего ей стоило принять решение расстаться с ним.
О том, как она боится сказать об этом Кейбелу.
Проститься с ним.
* * *
Как же это замечательно, когда можно поговорить с кем-то похожим на тебя.
С тем, кто тебя поймет.
Даже если он не может ответить.
* * *
Джейни вдруг чувствует, что потратила уйму времени неизвестно на что, когда могла эти последние дни провести здесь, с Генри.
Не в силах справиться с собой, она плачет, рассказывая, как непросто ей было узнать всю правду о нем.
Она говорит и говорит, всю ночь напролет. |